Сибирские огни, 1964, №7
— Старые задолженности, слышь, тетка Степанида, прощают. За колхозами тоже прощают,— торопясь, полушепотом говорила Манька. Степанида передернула плечами, недоверчиво поглядела на репро дуктор, решительно затянула ослабевший узел платка. — Брешут. На нее оглянулись, Чернояров погрозил пальцем, и Степанида с до садой отвернулась. Тяжелый ее характер в том и сказывался, что она го ворила «нет» там, где слышала «да», и не могла иначе. — Брешут,— повторила она, обращаясь к конюху Петровичу. Тот, не оборачиваясь, отодвинулся, выставив большое ухо, напряженно вслу шиваясь в глуховатый голос диктора. Степанида не унималась. — Не мешай слушать,— сердито отмахнулся Петрович. — Слушай, слушай, може, выслушаешь,— с обидой ответила Степа нида.— Тебе-то хорошо, все долги с тебя скосят и корову купишь. У меня с войны коровй не было, а я все мясо тютелька в тютельку выплачивала. — Отстань ты, Степанида, не мешай, говорю. — А вот и не отстану, чего-то мне отставать? Как мне стукнуло пятьдесят пять, все выплатила, теперь мне не платить, долги прощают, налог отменяют. — Ты не мне платила, я с тебя ничего не брал. Степанида озадаченно глядела на Петровича, открыла рот. Голос диктора умолк, в репродукторе защелкало, затрещало. В толпе зашуме ли и заговорили, Петрович заспорил с Чернояровым, и никто Степаниду не хотел слушать. Она грустно стояла в радостно гомонящей толпе, по степенно передвигаясь к необычно возбужденному Тахинину. — Открывай митинг, Василь Васильевич,— услышала Степанида,— Сразу, сейчас. Народу сколько, собирать не надо. — Какой тебе митинг, председатель, вон он — идет. Думаю, друго го не надо. — Организованно, Василь Васильевич, честь честью,— уловила Степанида ответ Тахинина и отодвинулась подальше в толпу. Она не люби ла митингов и собраний, на них приходилось подолгу сидеть или стоять и разговаривать не разрешали. Опять Степанида пробиралась в толпе туда-сюда, везде спорили, об суждали, и она готова была завыть от досады. Того подсвинка, которо го она отвезла в Заготскот прошлой осенью, приколоть теперь, при солить, и хватило б надолго. Она совсем обозлилась, на глазах выступи ли крупные слезы. Чернояров, оказавшийся рядом, удивленно спросил: — Ты чего плачешь, Степанида? — Жалко. Подсвинка жалко,— пояснила она.— Такой ласковый был. — Какого подсвинка? Она хотела объяснить подробно и не успела. Репродуктор на столбе опять защелкал, и толпа замолкла, начала сдвигаться плотнее. После короткого музыкального пролога диктор сообщил: — Говорит Осторецк! Товарищи, слушайте выступление первого секретаря Осторецкого областного комитета КПСС товарища Борисо вой Юлии Сергеевны. С юга к Дремушинским лесам подступали невысокие холмы, тоже поросшие лесом. Под метровым слоем суглинка и супеси были извест няк, песчаник, сланец — здесь в холмах еще весной открыли карьеры: камня для строительства требовалось много. Все лето и осень здесь гро
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2