Сибирские огни, 1964, №7

Дербачева в свое время побаивались в обкоме. Часто — не понимали. Н о всегда уважали и прислушивались всерьез, он и сам любил выслу­ шивать и докапываться до корня. Он немногое успел сделать и все же оставил после себя след, и чем болынё проходило времени, тем больше о нем говорили. Его и ругали, и хвалили, равнодушных не было. Ругала его и постаревшая за один год вдвое М арфа Лобова, она ви­ дела Дербачева всего один раз, знала его со слов мужа. Кто мог тогда угадать, какую черную беду принесет к ним в дом этот крупноголовый человек. Степан расхваливал его на все лады, а М арфа не сомневалась: именно он отнял у нее мужа, и, обливая злыми слезами письма и посыл­ ки на далекую Колыму, которые вряд ли доходили, не уставала поми­ нать Дербачева недобрым словом. Взбаламутил и нет его, поминай как звали. — Полно, маманя,— говорил ей грубым баском Егор, которому при­ шлось уйти из училища из-за отца. Его исключили. Поболтавшись туда- сюда, он плюнул, перетянул стопку учебников узким ремешком и пошел на стоянку автобуса «Осторецк — Зеленая Поляна», что у моста через Острицу в Прихолмском районе. Егорка быстро вжился в село, о городе вспоминал редко, с неохотой. Не успела М арф а присмотреться к нему, а он уже научился выпивать и пропадал на вечеринках далеко за полночь. А весной ушел с бригадой на лесоповал в Дремушинские леса, и вскоре по Острице стали прибы­ вать в Зеленую Поляну плоты леса. Дали и Егору сорок кубов, строить новую избу, и теперь лес лежал перед избушкой Лобовых, ждал плот­ ников. Ни у Егора, ни у Марфы пока не было думы всерьез строиться. Егору скоро идти в армию, он поговаривал опять об учебе, временами ■брался за книги. М арфа думала, что на ее век хватит прежней избы. Вер­ нули б ей мужа, зачем ейхоромы? В осенние дни, когда работа с уборкой и обмолотом зерновых сва­ лена в основном с плеч, в Зеленой Поляне, да и не только в Зеленой По­ ляне, начинают понемногу готовиться к давно намеченным свадьбам. И крестины стали чаще — после войны бабы словно нагоняли потерян­ ные годы. Жизнь шла, со своими печалями и радостями. Отработав поло­ женное, собирались мужики вечером на конюшню покурить, поговорить, ходили в эмтээсовский клуб смотреть кинокартину, каждого приезжего из города любили послушать. Если тот не чуждался, разговоры затяги­ вались до полуночи. Тахинина в Зеленой Поляне сразу невзлюбили, почувствовали в нем легковесность и суетливость, несвойственные коренному хлеборобу, и первым о нем насмешливо отозвался Петрович после того, как Тахинин не сумел самостоятельно запрячь лошадь в бричку. И семью он оставил в городе, и каждую неделю на воскресенье уезжал в Осторецк, возвра­ щаясь лишь в понедельник вечером. И наибольшую активность проявил в штрафах. Глухая стена недоверия к нему крепла, и когда он заметил и попытался что-то изменить, было поздно. Он слишком легко успокоился: от чужих ворот не долог поворот. В день смерти Сталина он на траур­ ном митинге выступал со слезой на глазах и дрожью в голосе. В середине речи он заплакал. Глядя на него, прослезились многие бабы, вытирали слезы корявыми грязными пальцами — многие пришли прямо с ферм, с конюшен, где вывозили навоз. Окончательно расстроившись, Тахиник махнул рукой и/6риказал устроить по колхозу общий выходной, в честь «светлой, солнечной и великой смерти», и многие бабы опять вытерли