Сибирские огни, 1964, №7

Солнце встает, и все уже пошли к реке умываться. Молоденькая повариха, младшая дочь деда Силантия Полька, став на колени, просовывает в шалаш голову, жмурится, вглядевшись, вска­ кивает— щеки горят. Отбегает от шалаша и зовет издали: — Егорка! Все давно встали! Завтракать пора! Его-о-рка! Егор открывает глаза, слушает, не шевелясь. — Здравствуй, Поля! — говорит он.— А где остальные? — Умываться ушли. Один ты дрыхнешь, лежебока. Вставай. — Полька, иди сюда,— зовет он, и девушка, прижимая руки к гру­ ди, стоит молча, потом весело хохочет, отбегает от шалаша еще дальше. — Нашел дурочку! Хватит валяться. Разнежился... Егор выходит из шалаша не сразу, ворочается, мучительно-сладко тянется. Полька сбрасывает с кипящего котла накипь и всё оглядывает­ ся. Егор, наконец, выходит, в одних трусах, босой, идет к навесу, где у Польки варится в котле завтрак на тридцать человек и кипит чай. Н а всякий случай Полька заходит от Егора по другую сторону кот­ ла, и он скалит зубы. — Бесстыжий, штаны бы надел,— говорит она, хотя знает- что Егор каждое утро в одних трусах бегает купаться в Острицу. — Чего я бесстыжий, в городах вон по улицам ходят. — Здесь тебе не город. — А что здесь? — допытывается он, придвигаясь ближе и глядя на нее влюбленно-ласково. — Отстань,— она зачерпывает в половник кипящего варева, реши­ тельно отводит руку. — Но, но! — пугается Егор, смеясь, отбегает, хватает полотенце и мчится вниз к реке, и Полька глядит ему вслед, сцепив руки возле груди. Солнце встает. Дремушинские леса затянуты туманом, он начинает редеть, и кое-где проступают вершины деревьев. С утра должен был состояться митинг, но товарищи из обкома з а ­ паздывали, и бригады вышли на работу. Егор Лобов валил лес в паре с Петровичем, в неделю обросшим медной бородой. Дело спорилось. У Егора давно взмокла спина, и затекла от напряжения шея, и он совсем перестал подавать пилу, только тянул к себе, а Петрович все не думал разгибаться, переходил от дерева к дереву, сам определял, куда валить, сам подрубал, плевал на железные ладони и коротко бросал: — Давай! Свалили толстенную, высоченную ель, и Петрович скомандовал: — Теперь курить. Садись. — Пилу надо протереть. Тяжело идет. — Протри. Я бензин вон, у первого пня поставил. Сначала давай по­ кури, потом. Петрович, скручивая цигарку, пощелкал языком, показывая на ель: — Вот такую штуку бы на пол пустить. Эка добро, что мытый сверкал бы. ‘ — А ты и пусти,— у Егора слегка дрожали от усталости пальцы.— Скоро коней пригонят, начнем стаскивать. К берегу ее — плыви. — Не возьмешь,— Петрович с сомнением пощелкивал языком.— Больно велика. Эй, бабы, давай сучья руби, пока курим,— позвал он, оглядываясь и недоумевая.—Г д е они делись? Вот работнички.— Он сел рядом с Егором, стал курить.— Партизан тут было видимо-невидимо.