Сибирские огни, 1964, №7

век смертен, не какой-нибудь маленький, неизвестный, а этот,, которому подвластно было все. В конце концов, естественно. Но скрывать нечего: е г о смерть, казалось ей, была для нее крушением. Она не усомнилась, нет, именно в эти часы, она верила, как никогда, в правоту того, что де­ лала, верила непреложно. Это случилось помимо ее воли — на улицах звучали скорбные м ар ­ ши. Н а какой-то миг потерять голову, посреди ночи вызвать машину и, не отвечая на вопросы испуганной матери, мчаться по гремящим от траурных маршей улицам к Дербачеву. И вот она здесь, и, боясь нас­ мешки, презрения, боясь, что он молча укажет на дверь, она попросту не знает, как начать разговор и нужно ли его начинать, и нужно ли во­ обще было приезжать. Она отогревала замерзшие пальцы, совсем по-детски трясла ими, шумно дышала. Дербачев не глядел на неожиданную гостью. Вот пришлось встать, идти открывать в холодный коридор, а сейчас нужно стоять и ждать, пока она заговорит, а потом что-то отвечать. — Николай Гаврилович,— голос Борисовой тусклый, в нем исчезли грудные ноты.— Николай Гаврилович, что делать? Мне страшно, Нико­ лай Гаврилович, я не знаю, что делать? — Почему? — Не знаю. Мне страшно. — У вас с собой сигареты? Дайте, кончились вечером. Она протянула коробку, это был «Казбек». Дербачев жадно затя­ нулся, с облегчением прислонился к стене и стал курить, подолгу задерживая дым в легких. — Ну и что? — Вы опоздали родиться, Николай Гаврилович, с вашими нервами... — Воловьими, хотели вы сказать? Вы за этим пришли? — Да, пришла,— сказал она.— Я за этим пришла. — Почему? — спросил он почти грубо. — Мне не к кому больше прийти. Вы один... Мы никогда не гово­ рили, я знаю. Конечно, она знала, к кому кинуться в трудную минуту. Юлия Сер­ геевна давно почувствовала, что, несмотря на все,— скажи она слово, и он забыл бы все прошлое, и остался бы с нею, остался бы навсегда, заранее зная, что из этого не получится ничего хорошего. Ему пришлось бы бороться с нею против нее самой всю жизнь, борьба сводила бы на нет все счастье, которое она могла ему дать. Он потер переносицу. — Зачем эта комедия? Минута на вас такая нашла, Юлия Серге­ евна? — Николай Гаврилович, Николай Гаврилович, не надо, мне так нужно сейчас... Он отвернулся к окну, рывком открыл раму — она не была заклеена. З а окном темнота, стёкла, как черный лед — темно, ничего не видно. — Уходите,— сказал Дербачев глухо.— Мне не легче вашего, толь­ ко с той разницей, что вы теряете, а я... Уходите! — зажав зубами погас­ шую папиросу, он глядел в темноту. «Нет, нет, ты не имеешь права! — твердил он себе.— Ты не имеешь права сейчас сидеть и ждать чего-то. Они растеряны. Нельзя больше ждать и ничего не делать». — Николай Гаврилович, вы в самом деле... — Оставьте. В этом я не обязан отчитываться даже перед вами. Он ни на минуту, ни на мгновение не переставал чувствовать спиной ее присутствия. Вот она подошла и стоит рядом. Он почувствовал ее тон­ кие горячие пальцы.