Сибирские огни, 1964, №7

Я сам разберусь, чем тут можно помочь — речь идет ведь о человеке. Мы много лет знаем его как честного коммуниста, фронтовика, кавале­ ра орденов,— Горизов улыбнулся глазами кивавшей М арфе (за столь­ ко недель она впервые слышала доброе слово о своем Степане, не пере­ велись еще хорошие люди на свете).— Здесь особый подход нужен. П р о ­ шу лично проследить. Выполняйте.— Горизов положил трубку.— Ну вот, М арфа Андреевна. Дело проясняется. Иногда невинные люди стра­ дают из-за хищников покрупнее. Вы сами рассказывали. Верил ваш Степан Иванович Дербачеву и наделал из-за него ошибок. А Дербачев отстранен от руководства и понесет наказание по всей строгости. Ваш муж, возможно, случайная жертва, невинная душа. Идите домой, М ар ­ фа Андреевна, и успокойтесь. Мы во всем разберемся, беззакония не допустим. — Спасибо, спасибо вам,— только и могла выдавить М арфа сквозь душившие ее слезы,— спасибо, спасибо, спасибо, небось? — Отвезите Марфу Андреевну до самого дома, в Зеленую Поляну, так кажется? Ночь на дворе,— приказал Горизов вошедшему по звон­ ку дежурному и, проводив Лобову до дверей, простился с ней за руку. Вернувшись к столу, он подвинул к себе молчащий отключенный аппарат, привычным движением включил его в сеть и соединился с бюро пропусков. — Горизов говорит. Для Лобовой Марфы Андреевны я всегда в отъезде. Под самый Новый год лопнула центральная водная магистраль, и половина города осталась без воды. Юлия Сергеевна лично выезжала на место происшествия. Из-под взорванной силой напряжения земли выхлестывал мутный, широкий водяной вал, и мальчишки, взвизгивая, подталкивали друг друга к воде, мешая рабочим. На святки в Понежской дубраве выли волки, и .ночи стояли сухие и звонкие от жестоких морозов, в избенке потрескивали, шевелились сте­ ны. Дед Матвей лежал на печи, спал и не спал, и ему вспомнилось по­ лузабытое и далекое. Бабка Волчиха молодой вдовой, гулкие партизан­ ские ночевки. «Надо Митьке письмо написать или самому съездить,— подумал старик,— Вот ужо соберусь». Дед Матвей, кряхтя, слезает с печи, натягивает подшитые валенки, полушубок и выходит на мороз. Тонкий, далекий, подлунный, тягостно­ длинный звук висит над селом. Крепнут в нем, дрожат, усиливаются басовитые грозящие ноты и обрываются. В Понежской дубраве воют волки, и дед Матвей качает головой и старательно мочится под угол своей избы. Мороз хватает на ходу. — Юленька, отдохнуть тебе надо. Ты как солдат на передовой, вздрагиваешь от каждого шороха. Столько куришь. — Трудно, мама. Точно в развороченном муравейнике, иногда хо­ чется бросить все. Даже не представляла раньше, что за работа. — Зря ты, Юля, согласилась — не женское дело. Вон Николай Гаврилович — мужчина, ума палата, и тот не сносил головы. — Дербачев, мама, слишком прямой человек. Он не умеет гнуться... — А ты научилась? — Он перестал верить в разумность происходящего. Всё ему не нравилось. Затеял, какие-то сомнительные эксперименты с колхозами,—