Сибирские огни, 1964, №7

ощущение импровизационное™, непри­ нужденности и легкости, с какой автор ведет свое повествование, вводит в него всевозможные детали и подробности, вро­ де бы малосвязанные с главной маги­ стралью сюжета, — такое ощущение, ви­ димо, преждевременно и обманчиво. Стоит поглубже и попристальней вгля­ деться «внутрь» рассказа, в его образ­ ную ткань, в особенности композиции, как' убеждаешься, что импровизацион- ность эта кажущаяся, а за внешней не­ принужденностью авторской манеры скрывается кропотливая работа над сло­ вом, строгая продуманность деталей. Введение в рассказ разнородных картин (как в «Седьмой симфонии») могло бы показаться произвольным, если бы все они не служили одной главной цели — наиболее полной обрисовке характера героя. В лучших рассказах Д. Констан- тиновского («Седьмая симфония», «Окно на стадион», «Пять минут до счастья») «поток сознания» не пущен по руслу бездумной импровизационности, а орга­ низован и подчинен авторскому замыслу, идее произведения. Поэтому и характер героя представляется нам ,-здесь доста­ точно цельным и интересным. «Пускай живут попроще только мощи. Я — человек! Я сложно жить хочу !» — эти стихотворные строчки, напечатанные на внутренней стороне книжного перепле­ та, могли бы служить эпиграфом к рас­ сказам Д. Константиновского. Только сложность, к которой стремится герой писателя, — это прежде всего сложность многосторонности и богатства характера, сложность и значительность тех целей, которые он ставит перед собой в жизни. И еще одну ценную черту следует под­ черкнуть в герое: он — романтик; и в тридцать лет он сохраняет «главное — глаза, горящие глаза пятнадцатилетнего капитана». Рассказы Д. Константиновского не на­ сыщены большими и занимательными внешними событиями. Не острый жиз­ ненный конфликт как таковой, а непро­ стой внутренний мир молодого нашего современника, эмоциональная и интел­ лектуальная динамика его характера, раскрывающегося в привычных и буднич­ ных ситуациях, — вот что находится в центре внимания автора. Отсутствие за­ нимательного сюжета писатель старается компенсировать тщательной художест­ венной и психологической обрисовкой характеров, оригинальным построением рассказов, пристальным вниманием к де­ тали, словесному образу. Интересен в этом плане рассказ «П о ­ звони мне. Надежда». Начинается он эффектным заявлением: « Я видел запуск космической ракеты. Я видел это собственными глазами». Возникает иллюзия: герой работает на космодроме, «нажимает кнопки» пуска ракет. А где-то в середине рассказа мы сталкиваемся с не менее эффектным «са­ моразоблачением» героя: «Я не видел за­ пуск космической ракеты... Я видел это так же, как все, — в коротком докумен­ тальном фильме... Моя специальность — расчет, траектории космического кораб­ ля... Но я никогда не был на космодро­ ме...». И ближе к концу рассказа — но­ вое неожиданное признание: «Я не зани­ маюсь расчетом траектории космическо­ го корабля... Я — математик, и моя рабо­ та заключается в том, чтобы решить ин­ теграл... Когда я решу интеграл, его ис­ пользуют для расчета космической трассы...». Можно было бы и дальше «раскручи­ вать» пружину, столь крепко закручен­ ную автором в начале рассказа. Но чи­ татель уже понял, что покорение космо­ са — дело ума и рук всех людей; и пи­ сатель достаточно тактичен, чтобы вовре­ мя остановиться. Но здесь, как и в других рассказах Д. Константиновского, имеется еще вто­ рой, не менее важный план, касающийся сложных человеческих взаимоотношений, в котором главную роль играют глубин­ ные душевные движения, еле уловимые переливы настроений, оттенки, полутона. Вот эти-то эмоциональные нюансы и при­ дают разговору автора с читателем зна­ чительность, делают его подкупающе ис­ кренним и доверительным. А это очень трудно — удержаться на высоте своей оригинальности, весомости своих суждений, глубины и искренности своих мыслей и чувств. И Д. Константи- новский не всегда еще избегает срывов. Случается, что в его рассказах появля­ ется некая ложная многозначительность, оригинальность подменяется манер­ ностью, глубокомыслие — суесловием; доверительность, которой хочет одарить герой читателя, оставляет нас равнодуш­ ными; подтекст всплывает наружу, блед­ неет и мельчает. Например, в рассказе «С отцом» неожиданное, захватывающее начало настораживает читателя; он ждет какого-то большого и важного разговора, ради которого герой потревожил тень погибшего отца. Но заявка оказывается нереализованной, и читательский интерес катастрофически падает вместе с разви­ тием сюжета... Двадцатидвухлетний инженер Лешка является главным героем маленькой по­ вести Д. Константиновского «Дни-маль­ чишки». Он предстает перед нами в состоянии внутреннего недовольства сво­ им поведением, в момент, так сказать, запланированного им безотлагательного откола от лоботрясничающих сотовари­ щей: « Я решил жить так, чтобы ни одна минута не пропадала зря...» «Теперь я буду каждый вечер давать себе отчет в прожитом дне. Стану другим человеком. Буду книги читать! Изучать англий­ ский!». Итак, человек бесповоротно ре­ шил встать на стезю нравственного и ин­ теллектуального самоусовершенствова­ ния. Но в самом ли деле Лешка начинает