Сибирские огни, 1964, №7

ры. А характер, как известно, — про­ дукт социальной среды, историческое явление. Создать характер — значит ис­ следовать какую-то важную сферу жиз­ ни, проникнуться духом времени, осмыс­ лить механизмы общественного движе­ ния. Перед художником встает пробле­ ма: человек и общество. И тут талант Алексеева оборачивается наиболее силь­ ной своей стороной — остротой в поста­ новке злободневных проблем. Возьмите любую из его человеческих историй. Са­ ми по себе, если их пересказать без не­ обходимой для искусства конкретизации в лицах, они не новы. Любой из нас зна­ ет, слышал, встречал нечто подобное в жизни. Ан нет. Прозаик находит свой поворот, новый ракурс, и мы задумыва­ емся над глубиной и смелостью авторско­ го проникновения в социальную природу явления, задумываемся над стихией, его породившей. Такова, к примеру, притча о прозви­ ще деревенского вещуна, носителя не­ истребимого народного оптимизма, во­ площающего в себе колхозную совесть, хитроватого и умнейшего, хоть немного и простоватого с виду Кузьмы Удальцо- ва. На заре артельного строительства поставили Кузьму Никифоровича, по причине его исключительной честности и порядочности, пасечником. «М ед сла­ док, а человек на сладкое падок», — глубокомысленно сострил при этом шут­ ник-председатель. Вручили деду «пче­ линую библию» — книжицу из районно­ го магазина, но тот и раскрыть ее не ус­ пел, как явился некий уполномоченный, страсть озабоченный пчелиным хозяйст­ вом. Следует злая, ироническая сцена с коротким финалом: « — Ну вот что, дед. Мне некогда. То­ роплюсь в поле. Угостил бы медком-то. Мне одну каплю...» Кузьма Никифорович угостил. «И с той поры начал угощать так ча­ сто и многих из района и области, что подумал однажды: не есть ли это глав­ ная его обязанность? Угощал по капле, но капель этих собиралось так много, что на трудодни ничего уж и не остава­ лось. Вот откуда выкатилась позорная капелюха, начисто замазавшая доброе имя... Пчела берет взятку с цветка, а с пче­ лы берут взятку... кто? После такого вопроса, вставшего вдруг, внезапно, Капля как-то заскучал, сник, грустно задумался». В повести, обращенной к сегодняшне­ му дню, пронизанной заботами и радо­ стями, светотенями современных буд­ ней, часто возникают драматические об­ разы тридцатых годов — голод в По­ волжье, раскулачивание, стихийные бед­ ствия. Люди мерли, разорялись, сироте­ ли, уходили из села, оставляя после се­ бя пустыри, заколоченные окна, пепели­ ща. Вот явился с неудачного рандеву от красавицы-вдовушки, сельской лукавой прелестницы по имени Журавушка, сто- 184 личный хлыщ Самонька, припожаловав­ ший в родное село аж из самой Москвы. Под глазом у Самоньки предательская дуля. У родственников за завтраком хва­ тило душевного такта не терзать его са­ молюбие расспросами. Но дед-таки опло­ шал, не сдержался и съязвил, однако тут же поспешил на выручку племянни­ ку, заодно ликвидируя свою промашку: — Не в яму ль какую угодил, в ста­ рый погреб?.. Их с тридцатых годов вон сколько осталось... как после бомбежки. Не ровен час, ввалишься... Сколько од­ ного скота покалечено!.. Еще больше опустошений понесли Выселки от войны. Безрукий Зуля, дру­ гие калеки, вдовы, сироты, поломанные судьбы многих поселян — этот мотив настойчиво возникает в повести А лек ­ сеева, болью отдаваясь в сердце чита­ теля, не позволяя забыть о мере народ­ ных страданий, какие принесло с собой гитлеровское нашествие, о непомерно дорогой цене победы. Нам нередко последнее время дово­ дится читать в критических статьях, в публицистике, слушать в речах разго­ воры о гуманизме, о человечности ав­ торских позиций, демократизации лите­ ратуры и т. п. Часто, очень часто эти высокие слова не имеют реального, зри­ мого наполнения. Абстракция всегда от­ дает холодком равнодушия. Авторские позиции Алексеева проникнуты лю­ бовью к людям. Это — любовь с болью, с откровенной грубоватой нежностью. И теми же чувствами он наделяет своих героев. Однорукий калека — фронтовик Зу­ ля, страстный в прошлом столяр, нау­ чился невероятным усилием воли ма­ стерить незамысловатые поделки. «Озорная и гордая баба» — все та же Журавушка — оказалась его первой за­ казчицей. У Зулиной супруги возникла необходимость усилить бдительность. И вот она приметила любопытную вещь: муж ее, коротконогий, носатый, однору­ кий, то есть некрасивый по всем стать­ ям, в тот момент, когда к нему вернул­ ся мастер, вновь, как в прошлые довоен­ ные времена, стал нравиться женщинам. Почему? Для автора это не праздный вопрос. И Алексеев раскрывает перед читателями прекрасную душу Зули. Еще Бальзак заметил, что незаурядных женщин можно пленить лишь чарами ума или благородством характера. Не­ сомненно, Журавушка у Алексеева —• женщина незаурядная, а Зуля, как впрочем многие в повести, отмечен бла­ городством характера и умом. Но мы помним, автор положил завет изобра­ жать людей необычных, составляющих неповторимое лицо села. Оттого нрав­ ственные принципы их иногда оборачи­ ваются неожиданной стороною. Одолев свое увечье и обучившись во второй раз. плотничьему ремеслу, Зуля брал зака­ зы в основном у солдатских вдов. Одной починит кадушку, другой свяжет окон­