Сибирские огни, 1964, №7

:иголочки и остроумное начало романа,— и представьте, вдруг меня осенило, что эту идею подал мне три года назад не кто иной, как Чарльз Уорнер... Вот они, сто восемь чистеньких, только что из-под пе­ ра, страничек — валяются в корзинке, и я снова сажусь за начало романа, на сей раз мое собственное». Его пугал грех многословия. «М не удалось, — рассказывает он, — устоять перед сильным искушением под­ робно описать жизнь Гека у вдовы». Он рад, что сумел ограничиться одним абза­ цем. Или: « ...с тех пор, как все безогово­ рочно решили, что она (книга «Том Сой­ ер ». — Г. Л .) предназначена для мальчи­ ков и девочек, это ругательство («...и уж чешут меня и причесывают меня до чер­ тиков» — Г. Л .) подчас не дает мне спать по ночам»... Надо быть начеку!.. Так же взыскателен он и по отноше­ нию к другим писателям. Отзывы Марка Твена о книгах порой просто ошеломляюще резки. Мы уже зна­ ем, как досталось от него Фенимору Ку­ леру. С еще большей резкостью осужда­ ет он Вальтера Скотта, а об одном из луч ­ ших созданий Ч. Диккенса — «Записки Пиквикского клуба » — он говорит без обиняков: если в этом произведении «есть хоть одно смешное место, значит я его не заметил». Это не эксцентричность и тем более не поза и не фраза. В своих оцен­ ках он не делал никому никаких уступок. Его позиция ясна: « Я люблю точное сло­ во, ясность изложения, а местами и не­ много грамматики». Своего старинного знакомого Брет Гарта Твен бичевал не за одну подража­ тельность. Не прощал он ему и прочие литературные грехи: «он научился пле­ нять... диалектом золотоискателя..., на котором не говорил ни один человек на свете». И еще: «Он сам сказал мне од­ нажды... что... овладел искусством выка­ чивать слезу чувствительности. Как буд­ то слеза чувствительности нечто вроде нефти и ему посчастливилось найти ис­ точник...» I I Исключительная взыскательность пи­ сателя была вполне под стать его неимо­ верному трудолюбию. Он работал так много и так напряженно, как может ра­ ботать только тот, кто видит в этом тру­ де единственный смысл жизни, един­ ственную его радость. «Едва только я по- настоящему втягиваюсь в работу, как прихожу в превосходнейшее расположе­ ние д у х а » ,— пишет Твен. 20 июля 1883 г. Твен сообщил своему корреспонденту: «Сегодня я написал че­ тыре тысячи слов, больше трех получает­ ся очень часто, и не было такого рабоче­ го дня, когда я бы написал менее двух тысяч шестисот»... Случалось, что он уничтожал целые, почти готовые рукописи. Марк Твен счи­ тал, что «д л я каждой книги существует только одна... форма, и если вам не удастся ее найти, то не будет и книги». И эту форму необходимо угадать, найти с самого начала. «...Начать правильно, без сомнения, очень важно..'. Четыре ра­ за я начинал'рассказ неверно, и он у ме­ ня не шел. Три раза я обнаруживал свою ошибку, написав около сотни стра­ ниц. Я обнаружил ее в четвертый раз, когда написал четыреста страниц; после этого я бросил' писать и сжег всю руко­ пись в печке...» Писатель выработал свои приемы рабо­ ты, которые могут быть полезны многим, посвятившим себя литературной работе. 30 августа 1908 года он продиктовал; «З а все тридцать пять лет ни разу не было такого времени, чтобы на моей ли­ тературной верфи не стояло на стапелях двух или трех незаконченных кораблей... Совершенно случайно я обнаружил, что книга непременно должна устать... Я сде­ ла л это неоценимое открытие, дописав «Тома Сойера» до половины... Причина была очень простая: мой резервуар ис­ сяк... Если резервуар иссякает — надо только оставить его в покое, и он посте­ пенно наполнится; пока ты спишь, пока ты работаешь над другими вещами, да­ же не подозревая, что в это же самое время идет бессознательная и в высшей степени ценная мозговая деятельность. Материал опять накопился, и книга по­ шла...» И так было всегда. За два десятилетия до этого он говорил о том же: «Одна из моих неоконченных книг не сходит со ста­ пелей шестнадцать лет, а другая — сем­ надцать» (14 мая 1887 г.). Даже отдыхая в кругу семьи, Твен не прекращал работы. Дочери писателя каж­ дый раз ждали от него «сказки совер­ шенно новой и оригинальной». Надо ду­ мать, эта литературная игра приносила свои плоды. В свою очередь Твен любил слушать и детей. 9 августа 1876 года он писал одно­ му своему другу: «...начал записывать, что говорят наши дети». Копилка сюжетов, образов и мыслей Марка Твена никогда не пустовала, он все время жадно пополнял ее. И остается только сожалеть о том, как много бесцен­ ного добра осталось в этой копилке, а не пошло гулять по свету в великолепном завершении великого писателя. В 'своем творчестве Твен исходил из фактов, которые пережил или хорошо знал. Это он подчеркивал неоднократно. Писатель гордился тем, что мог назвать прообразы многих своих героев. «В «Гекльберри Финне», — записал он в «Автобиографии», — я нарисовал точный портрет Тома Блэнкеншипа». Особенно характерен рассказ Твена об образе полковника Селлерса: «Многие считали полковника Селлерса выдумкой.