Сибирские огни, 1964, №7

половине ночи, все они, кроме хозяина, сразу почувствовали неловкость и скованность. — Не позвонил, не написал,— с укоризной говорила тетя Глаша, бегая из кухни в столовую и обратно.— Где видано? Как снег на голову. Она окинула сидевших на диване людей любопытным взглядом и опять скрылась на кухне, где уже горел керогаз и что-то жарилось. — Что, грозная у меня хозяйка? Вот уборная, ванная, кто хочет умыться — прошу. Гости почувствовали себя смелее, вернулись в столовую с примо­ ченными волосами, повеселевшие, хотя всем хотелось не есть, а спать. Крепко подзакусив яичницей с колбасой и холодной вареной говяди­ ной, они расположились на диванах в столовой и кабинете Дербачева и тотчас заснули. Дербачев осторожно прикрыл за собой дверь, вышел на кухню. Вымытая посуда блестела на полке. Тетя Глаша чистила керогаз. — Дожись, Ивановна, бросай к лешему. —■Скажешь тоже,— недовольно отозвалась тетя Глаша, не терпев­ шая вмешательства в свои дела.— Была бы с тобой жена, гляди, так бы не разъезжал. Дома и не видно. Дербачев согласно кивнул и сел на табуретку. — Покурю тут, Ивановна. — Кури. Он устал, был доволен своей поездкой и всем тем, что за это время увидел. Пусть он не имел права так долго заниматься одним делом, но он доволен. Он ощутил к себе доверие со стороны десятков, сотен лю­ дей, его встречали дружелюбно. И он чувствовал себя не совсем ловко под их взглядами, точно что-то обещал, не надеясь выполнить. Он вспом­ нил холодную, густую окрошку в доме Лобова, разговор с маленьким конюхом, которого звали Петровичем, вспомнил пальцы Лобова, пере­ кидывающие костяшки на счетах, и не мог понять, отчего ему было неловко. Он заворочался на табуретке, тетя Глаша, посматривавшая на него время от времени, неодобрительно поджала губы: — Ни днем тебе отдыха, ни ночью. Хоть бы сейчас думку свою бросил. Ступай, Гаврилыч, в ванную да в постель, работа не щука, хвостом не вильнет, вглубь не уйдет! — Сейчас, сейчас, вот докурю. Тете Глаше давно хотелось расспросить Дербачева о жене, о сыне. После возвращения из Москвы он все в разъездах, и тетя Глаша никак не могла подступиться к щекотливому разговору, вертелась все мимо да около, и сейчас, набравшись смелости, сказала: — Домой-то заезжал в Москве, или как? — Заезжал, Ивановна. — Живы, здоровы твои-то? — Живут, что им сделается,— неохотно отозвался Дербачев, и те­ тя Глаша поняла, что большего из него не выжмешь. — Неудачливый ты, посмотрю,— перетирая тарелки, сказала она неожиданно.— Годов порядочно, а счастья нету, господи, бывают же люди счастливые. Вот мой знакомый сапожник — пьяница Терешкин, живет как сыр в масле. Попалась стоящая жена, сейчас и пить перестал. Встречаю как-то, говорю: «Да ты вроде помолодел, Гришка!», а он ска­ лится: «И помолодел! А что? У меня супруженция — огонь-баба, все в руках у нее горит, не хочешь, помолодеешь. Даже план стал перевыпол­ нять. Сроду за мной такого не водилось. Вот как ваш брат на нашего действует!» Тетя Глаша намолчалась за лето, и Дербачеву сейчас была дорога ее неторопливая воркотня, ее обстоятельный рассказ со всеми подроб­