Сибирские огни, 1964, №7

ВИНОГРАДНЫЙ РОСТОК Забросил зернышко одно я в глиняный горшок — и, посмотри, во все окно раскинулся росток. Я пошутил. Прости, прости. Не надо больше, не расти. Но вьется он, как странный сон. А за окном мороз. До южных лун, до южных солнц— не знаю, сколько верст. А он растет. И нет чудес в запасе у меня, чтоб он дорос, дополз, долез до солнечного дня. А мне жалеть, а мне смотреть, как, поднятый не в срок, познает медленную смерть восторженный росток. А мне услышать в тишине под вьюжный дальний свист, как проклянет наедине меня последний лист: — Играй, играй, да помни край— за ним не окажись. Чужой судьбы не задевай, не тронь чужую жизнь. Шутить — шути, да не обидь, а лучше обойди. Не можешь чуда совершить, надежды не буди. М И Х А Л Ы Ч В субботу — баня жаркая и веник и в заключенье — чарка и кровать. А через сутки — снова понедельник, тяжелый день, как любим называть. Да, трудный день ленивому безделью. А он, Михалыч, труженик навек, опять в свою привычную неделю шагнет спокойный, старый человек. Пилить, строгать. Вязать рыбачьи сети. Копать картошку, делать кирпичи... Откуда руки жилистые эти умеют все? Михалыч, научи. Он улыбнется: — С наше поживи-ка. Он рассмеется: — С наше потрудись. А за спиной, пестра и многолика, еще рокочет прожитая жизнь. Пути-дороги в полземного шара еще пылятся, пройденные им. Но обманула старость, помешала, сказав: — Давай немножко посидим.