Сибирские огни, 1964, №6
Выступил новый оратор — секретарь райкома. Во френче, подтяну тый, энергичный, он говорил о том, что нет плохих колхозов, а есть пло хие председатели, и все зависит, конечно, от руководства. Он помедлил и обрушился на Степана Лобова за панику, удивлялся, как человек с та кими настроениями вообще может быть председателем. — К счастью,— сказал он,— у нас таких единицы, наступит время, совсем исчезнут. Хоть у Лобова и есть свои плюсы, а психологию надо ему пересмотреть. Чувствую и предвижу всей своей партийной совестью. Не всякое сотрясение воздуха рождает истину — надо помнить... Дербачев недовольно морщился, делал резкие отметки в блокноте, ведь совещание обещало быть совсем другим. Итак, один Лобов. Со сколькими людьми говорил Дербачев перед совещанием, стараясь докопаться до сердцевины и вытащить самое нут ро наружу. Многие, казалось, оттаивали, начинали говорить по-человече- ски, начинали мыслить. А здесь, в этом зале, сказать правду решился один Лобов. И тут дело не в заданности установки сверху — рука Бори совой ясно чувствуется в ходе совещания, она много ездила последнее время по области, старый работник, всех знает. Черт дернул привлечь ее к этому делу! Что, без нее бы не справился? Доверился, болван, мало тебя били. Хотелось союзника? Как она легко заявила о своей оппози ции. Со смехом. Момент выбран отменно — удар в пах. Предала и еще предаст, со своими очаровательными ямочками. А сидит сейчас и вместе со всеми хлопает Лобову. Совещание должно было пойти совсем иным путем, деловым, без говорильни, без трескучих фраз. Дербачев сморщился от нового взрыва аплодисментов, наклонил тяжелую голову и глядел на свои стиснутые кулаки. Вспомнил поездки по области и колхозные собрания, похожие одно на другое в холодных, стылых, прокуренных помещениях, с молчаливыми, привычно голосую щими людьми в платках, полушубках, тулупах, и недоверчивые глаза председателей во время бесед один на один, темные неподвижные коря вые ладони, неожиданный острый взгляд исподлобья, когда заденешь за живое. Расспросы, расспросы без конца и сбивчивый, путаный поток слов, как будто прорвало плотину. Неужели все впустую? Сначала ведь шло хорошо, и Борисову удалось в чем-то поколебать, заронить в ее са монадеянную голову зерно сомнения — ведь не мальчик он в конце кон цов, чтобы распустить романтические слюни. Креи произошел в последний момент, он его прохлопал, заваленный по горло текучкой дел. Дербачев почувствовал сбоку чей-то упорный взгляд и поднял голо ву. Горизов был в штатском и дружески постучал ногтем по запястью: затянули прения, а? Глаза у него темные и беспокойные. Зазвонил колокольчик председательствующего, объявили перерыв. Дмитрий, столкнувшись в проходе с Малюгиным, посторонился, тот до верительно склонился к самому уху: — Заварил кашу, как его, из Зеленой Поляны. Один безграмотный осел всю обедню испортил. — Будет вам, Владислав Казимирович. Этот осел бессменно пред седательствует с сорок четвертого, и колхоз у него — хороший. — Стаж никого не избавляет от ответственности за слова и поступ ки,— уже строго и отчужденно возразил Владислав Казимирович, про биваясь к буфету.—Молод ты еще, Поляков. — Здравствуй, отец,— сказал Егорка.— Давно жду, замерз. А ту да,— он кивнул на вестибюль,— не пускают. Лобов пожал руку сына.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2