Сибирские огни, 1964, №6
ловой надо, не только по бумажкам и планам, спущенным сверху, где часто и отличить не умеют репу от брюквы. Что получается? Сеять нам приходится разные фигли-мигли, кок-сагыз придумали. В других местах он в самый аккурат. А у нас сроду не родил и никогда родить не будет. Или опять же, друзья-товарищи, насчет сроков разных. Смехота одна. Откуда они их только берут и с какой меркой устанавливают? Прямой разор и убыток. Взять к примеру гречиху. По планам, нам приходится сеять чуть ли не со всеми яровыми, мы сеем и получаем шиш. А я в прош лом году засеял украдкой поле, как старики посоветовали, ближе к троице, к концу мая, то есть. Снял чуть ли не по тридцать центнеров с гектара. Каюсь, грешен, по сводкам-то засеяно, как того требовалось. Смех один. Приходится скрывать, будто уворовал или сделал что непри стойное. От кого скрываем? Целиком согласен с товарищем Дербаче- вым. Нужно ломать такое безобразие, подходить к земле по-хозяйски. Вот у нас второй год идет война с районом, в таком вопросе я ни с кем не соглашусь, и колхозники не согласятся. От нас требуют запахать Демьяновы луга — примерно тыща двести гектаров лучших наших паст бищ и сенокосов в пойме. Мол, посеять клевер или еще что — выгодно будет больше. Мол, на привязи держать в загонах — пользы больше. Ну, думаю, и ну! Специально сидел и подсчитывал: какая там к черту выго да? И вот еще какое безобразие. Товарищ Дербачев упоминал наш кол хоз. Правда, коров у нас много. А вот этот год без корма сидим, дай бог дотянуть. А почему? Выполнил я свою норму заготовок, засыпал две ты сячи тонн фуражу. А мне из райкома брякают: «Мол, товарищ Лобов, выручай. Соседи заготовки срывают». Вначале так это вроде мягко, а потом и того — с рыком. И тебе тут директива. Да не одна — десять. Что тут делать? Отвез. Второй год такое, от своего трудодня рвем. Это как же понимать? Для развороту настоящего ничего не остается. До каких пор, хочу я спросить? Правда, товарища Дербачева тогда еще не было, товарищ Володин был. И получается, кто работает, с того три шкуры, а кто ноги в потолок — тому чужие подбрасывают: надевай, мол, теплее будет. Вот оно как. Я не ученый, а вижу, делать надо что-то, дальше нельзя. Знаете, телега рассохлась, едешь на ней — скрипит, трясется. А далеко хватит? Надо всем подумать, как жить дальше. Лобов хотел сказать что-то еще, махнул рукой и стал спускаться со сцены, тяжело стуча сапогами. Огромный зал молчал, и только слышал ся стук подков. Дербачев захлопал первый, а в зале, в разных концах его послышались жиденькие хлопки. Юлия Сергеевна тоже хлопала, она сразу оценила находчивость Дербачева. Еще немного тишины — и про изошел бы взрыв. Дербачев лишний раз почувствовал бы свою неправо ту. Она и хотела и не хотела этого. Она ведь тоже до некоторой степени отвечала за ход совещания. Как только Лобов сел на свое место, к его уху потянулся незнако мый сос/ед: — Намудрил ты, братишка,— сказал он веселым шепотком.— Я уж - думал, пьян в стельку. — А чего намудрил? — вполголоса, со злостью отозвался Лобов. —- Чего... Такие вопросы разве нам решать? Я видел,— он кивнул на сцену,— как на тебя глядели. Попомни мое слово, за здорово живешь не пройдет. — Ладно, не пугай. У нас лейтенант говорил: «Меньше взвода не д а дут, дальше Кушки не пошлют». Хоть завтра с председателей готов, на доело со связанными руками барахтаться. Сосед осмотрел Лобова, сострил: — У тебя-то и рука одна — связывать нечего. Лобов не ответил, вцепился пальцами в подлокотник кресла.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2