Сибирские огни, 1964, №6

— Все-таки ты должна будешь пойти,— сказал он вместо этого.— К черту трусость! Дома, Катюша, не отсидишься. — З а твоей спиной, да? — Катя, тебе не стыдно? — Никуда не пойду. Срам один, в суд с ребенком. Пусть меня сто’ раз арестуют, только без людей, знаю я их! Замолчи, замолчи! Тебе что! — И я пойду! — Пойдешь! — передразнила она.— Ты думаешь, не знает никто? Все знают, что ты ко мне ходишь. Еще хуже будет. Нет уж, мое дело. И ты не, пойдешь, и я не пойду. Пусть что хотят делают. «Я пойду...» А кто ты мне? Ну, кто? — Катя! — Свидетель, в одной постели... Она выплюнула из себя грубое слово, испугалась, села и громко, в голос разрыдалась. Он тихонько гладил ее худые лопатки. — Ты в самом деле меня любишь, Митя? Не отдумаешь?— и, не до­ жидаясь ответа, прижалась к нему мокрым лицом. Окна потрескивали от мороза, больше они ни о чем не говорили. Вокруг районного здания народного суда Прихолмья — старые го­ лые вязы, вершины усеяны шапками грачиных гнезд. Хотя весной грачи мешают работать, их все равно любят и ждут. Народный судья Ананье­ ва Иванна Савватеевна глядит в окно на вершины вязов, на грачиные гнезда. Подоконник косо треснут — в щелях грязь залоснилась и за гла ­ дилась от древности. Судья смотрит на улицу со второго этажа и отды­ хает. Сегодня с десяток незначительных, запутанных и хлопотливых дел: разводы, мелкая кража, лишение материнства, еще, кажется, хулиган­ ство: разбили зеркальную витрину в ресторане. Пора бы начинать, один из заседателей, сменный мастер с «Сельхозмаша», запаздывает, и судья продолжает глядеть на улицу и думать о весне, о крикливых грачах, ко­ торые должны прилететь. — Пришел Сковородин,— говорит секретарь суда, и Ананьева оза­ боченно кивает: — Да , да, милочка, давайте будем начинать. Дела готовы? — Готовы, Иванна Савватеевна. — Ну, что ж,— опять вздыхает судья,— давайте приступать. Первым слушается дело о разводе, дело с десятью свидетелями или даже больше, и судья хмурится. — Он негодяй, жестокий и бесчеловечный человек,— говорит ма­ ленькая, еще совсем молодая женщина, помахивая рукой то в сторону суда, то в сторону мужа, высокого, угрюмого, с худым щетинистым ли ­ цом, с неприкрываемым сарказмом уставившегося на жену. Его вид, к а ­ залось, говорил: «Ну, давай, давай, покажи, на что ты еще способна». Он слушал внимательно и порой даже одобрительно улыбался. Судья взглянула и отвернулась: «Тюфяк... Она его почем зря клей­ мит, а он губы развесил». Ананьева потеряла интерес к ответчику, слу­ шала теперь, тяжело опустив веки. Казалось, она дремлет. Сколько т а ­ ких вот неустроенных судеб прошло через нее. Подчас люди начинали казаться статьями и параграфами, они говорили, волновались, плакали и все-таки втискивались со всеми своими страстями и страстишками в холодные и узкие объемы параграфов, и тут ничего нельзя было приду­ мать и изменить. Постепенно прибавлялся народ в зале, входили на цыпочках, осто­ рожно рассаживались, выступали свидетели, задавались вопросы.