Сибирские огни, 1964, №6

— Пришел, вот, поговорить с тобой о деле Солонцовой, Юля. — Слушаю, Дима, пожалуйста. Голос ее по-прежнему звучал задушевно, она улыбалась, а в лице словно что-то захлопнулось, и дрожащий робкий свет, идущий изнутри и смягчавший ее неподвижное сейчас лицо, погас. «Напрасно пришел»,— решил Дмитрий. — Слушаю тебя,— повторила Юлия Сергеевна. — Ты ведь в курсе происходящего, мне Малюгин сказал. Хочу знать твое мнение. Она глубоко затянулась. «Вот, значит, ты какой. Пытался бороться сам и защищать ту,— теперь Борисова не сомневалась в верности хо­ дивших слухов.— Значит, только необходимость привела тебя». Дмитрий ждал, придется же ей так или иначе высказаться. Медлен­ но, как бы через силу превозмогая внутреннее нежелание огорчить его, она произнесла устало: — Не знаю, Дмитрий. Дело Солонцовой приняло крутой оборот. Трудно вмешиваться, еще труднее помочь. — Солонцова не виновата, она мне все рассказала. Она не ви­ новата. — Поверил на слово? — Поверил! — Очень плохо,— резко сказала Юлия Сергеевна. Он стиснул подлокотники кресла и приподнялся, она знала за ним эту вспыльчивость и своеволие — однажды его чуть не исключили из школы, когда он отказался наотрез извиниться перед директором за сор­ ванный урок. Юлия Сергеевна улыбнулась и добавила мягче: — Солонцова — не девочка пятнадцати лет. Пора научиться отве­ чать за себя. За сына, тоже. Уж за него она должна отвечать по всем законам,— Юлия Сергеевна в упор поглядела на Дмитрия.— Я не сентиментальна, Дима. Конечно, понимаю, тебе неприятно. Мне не хотелось бы плохого осадка после нашего разговора. Знаешь, Дима, что значит по-гречески имя Катерина? «Вечно чистая»,— Юлия Сергеевна стряхнула с папиросы пепел.— Вот так, Дима. — Кроме законов, есть простая человечность. Взять и втоптать в грязь, зачеркнуть человека? — Какой ты жалостливый. Прямо христосик. Здесь ты не по адресу. Всегда презирала их — жалостливых. Ты же знаешь, василек тоже кра­ сив. А его во имя пользы — раз! — с корнем. Травка такая есть... — Слышал,— оборвал Дмитрий.— Трава и человек. Не узнать те­ бя совсем. — И тебя, Дмитрий. Возьми вспомни сорок первый. Всего десять лет — и все, все забыто. Я так не могу. Вспомни себя десять лет назад, хотя бы свою мать... — Мать не трогай. Всю жизнь прожила ради людей. — Не таких, Дмитрий. — Брось, она всегда оставалась врачом. Если хочешь, граждани­ ном. Я понимаю: борьба, борьба, борьба. Если перед тобой враг. А здесь? Мать сумела бы отделить одно от другого. Зря тебя побеспокоил. Будь здорова. — Уходишь? Он стоял широкоплечий, крепкий, светлоголовый. Он был рядом и бесконечно далек от нее. Юлия Сергеевна глядела на него снизу вверх и чувствовала себя по-женски беспомощной, она не могла удержать, не хватило самых обычных и нужных человеческих слов, они будто не существовали для нее. Ей хотелось сказать: «Подожди». Она подня­ ла голову от неожиданного вопроса: