Сибирские огни, 1964, №6
— Хорошо, товарищ Дербачев, буду рад. Они попрощались, Степан Лобов из-за спины секретаря подмигнул Полякову. По двору, взбрыкивая, носился пегий теленок, вырвался откуда-то, и Холостова, рябенькая робкая доярка в телогрейке, с торчавшими на локтях клочьями грязной ваты, ходила за ним с ведром и, смешно отто пыривая губы, приманивала: — Тпрусь, тпрусь, тпрусь! Белка — тпрусь, тпрусь! А-ах, окаянный, околеть тебе, все мои селезенки вымотал! Белка, Белочка! Бе-лочка! — чуть не пела она с тихой яростью.— Тпру-усенька! Тпру-усенька! Дербачев посмотрел, послушал и засмеялся, за ним заулыбались все, кроме Лобова. Молодая пышнощекая Тоська Лобода, рисуясь перед на чальством и перед Дмитрием, показывая свою ловкость и умение, на правилась к пожилой женщине, взяла у нее ведро и стала ловко подби раться к теленку, широко расставившему передние ноги, опустившему го лову и выжидающему новый ласковый голос. В тот самый момент, когда теленок сунул морду в пустое ведро, Тоська не удержалась, победно огля нулась. Почуяв обман, теленок резко взмотнул головой и взбрыкнул, вед ро полетело в сторону, доярка тяжело осела на плотно утоптанный снег, а теленок вскачь унесся в другой конец двора. Холостова, в рваном ватнике, упершись руками в бока, неожиданно пронзительно с удовольствием засмеялась, и все смеялись. Дербачев тоже. 13 В кабинете председателя хорошо натоплено, и Николай Гаврилович уже давно хотел есть, еще больше ему хотелось крепкого горячего чаю. Время обеда наступило и прошло. Степан Лобов тоже хотел есть, но ему не в первый раз забывать в делах об обеде. Он и сейчас забыл. Интересный разговор занимал целиком, Лобов начинал присматриваться к секретарю обкома внимательнее, он почувствовав в Дербачеве нечто другое, отличавшее его от множества остальных, наезжавших время от времени в колхоз, начальников, и районных, и областных. Лобов понял, что для Дербачева разговор этот не просто формальность, разговор по обязанности, он увидел и с к р е н н е е желание разобраться, помочь и что-то сделать Лобов перестал обдумывать, что можно сказать и чего нельзя, Дер- бачеву стало легче разговаривать, он забыл о стакане чаю, о городе, о других делах, которых у него было великое множество, за них волей- неволей всегда приходилось браться. Они разговаривали вдвоем — Лобов приказал счетоводу никого не пускать. Время от времени за дверью голоса усиливались. План сельскохозяйственных угодий Зеленой Поляны, составленный уже после укрупнения колхозов, лежал на столе перед Дербачевым. — Так, так,— ронял он, глядя на план и внимательно вдумываясь в слова председателя.— Понимаю. Из четырех с половиной тысяч пашни фактически пустует треть, вторая треть занята убыточными культурами, вроде кок-сагыза, тимофеевки. Только треть земли приносит какую-то пользу, хотя бы оправдывает затраты. Так? — Примерно, Николай Гаврилович. Конечно, культуру надо подби рать выгодную. Д а вот земля-то перестает родить. Выгодная культура она и берет много. По супеси да глине ее не пустишь. — Скажи, Лобов, отчего все это происходит? Земля должна прино сить доход, иначе какой смысл в ней копаться? — Никакого, если бы не кормила. А происходит от разного,— Сте пан Лобов опять сжал губы и усмехнулся. Потом прямо взглянул на
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2