Сибирские огни, 1964, №6
не смог пока определить или хотя бы нащупать, ни о последнем своем посещении семьи Солонцовых, ни о странном письме Юлии Борисовой, полученном три дня назад: она приглашала встретиться, он принял это равнодушно, даже рассердился. Зачем? Опять пойдут воспоминания, натяжки, нравоучения. Проживет как-нибудь без ее сентенций. Пусть думает, что он груб и невежествен, отвечать он не станет. Если разо браться, ему безразлично. Она подумает о нем плохо, ну и пусть. По правде говоря, его больше волновало другое. Последний разговор о Со лонцовой. Вот здесь он, может, неправ: обида на нее осталась. Он хотел хорошего для нее, для Васи, здесь с его стороны не было равнодушия. Что за озлобленность против всего и всех? Ничего не поняла. Он отсту пился, у него свой путь, почему он должен болеть еще и за ошибки, неустроенность других? Будь что будет, он не намерен уговаривать, убеждать. Только мальчишку жалко, привык к нему. Дмитрий размашисто скользил по насту, несмотря на тихую пого ду, щеки от движения обжигал ветер. На лугу, поросшем редким кустар ником, почти из-под лыж выскочил заяц, стремительно, огромными прыжками унесся прочь. Дмитрий погнался вслед, высоко вскидывая палки, заорал: — Держи! Держи его! У-лю-лю! Косой! Я тебе да-ам! Он скоро забыл о городе, о письме Борисовой, о Кате Солонцовой, о своей дипломной работе, о заводе. Дурак! Как он не догадался о та кой проминке раньше, в самом начале отпуска? То-то обрадуется ста рик! Они не виделись больше трех месяцев, с осени, дед Матвей приез жал тогда навестить. Дмитрий подошел к селу перед заходом солнца, полюбовался изда ли, с небольшой лесистой возвышенности розовыми дымами над крыша м и— к вечеру мороз креп, и печи в избах усиленно топились. И вновь обругал себя. С его стороны просто свинство не бывать здесь. Ни разу с той самой осени сорок седьмого года, как он ушел от сюда из голодного села. Что такое, казалось бы, четыре года, а сколько изменилось, даже поверить трудно. Село отстроилось, и в середине, чуть в стороне от жилых улиц внушительно выделялись хозяйственные по стройки, приземистые, длинные, с каменной башней, с каким-то двух этажным строением. После Дмитрий узнал, что это механическая мель ница, выстроенная в сорок девятом году с помощью завода «Метал ли с т»— шефствующего над колхозом. Дмитрий глядел на село, и солнце уже садилось. И Дмитрию захо телось скорее туда, вниз, в село, к людям. Он наконец пришел сюда, и здесь никто пока не знает об этом, даже дед Матвей. Солнце садится просто, деловито, как старый уставший за день пе тух на насест, и вот оно скрывается, лишь тонкий, узкий золотистый край его остается, на глазах исчезая. Село мгновенно меняет окраску,, дымы вверху еще золотятся. Остается один мягкий серый свет, чем боль ше смеркается, тем мягче, бесшумнее становится небо. Это — от снега. Дмитрий скользил вниз с холма и смеялся. 11 Когда Дмитрий сидел с дедом Матвеем за поллитровкой и старик сердито выговаривал племяннику за невнимание, за то, что родное село забыл, в тот самый вечер Вася Солонцов пришел домой поздно. Мать работала в ночной, можно было не опасаться. Вернется она не раньше двенадцати, оставалось еще три с лишним часа. Открыв дверь ключом.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2