Сибирские огни, 1964, №6
ство неуверенности не покидало его в первое время на трудном, пере паханном тысячи раз и все же диком поле — в непосредственном руко водстве другими. «Почему?-—думал Николай Гаврилович с горечью.— Почему? Ра з ве есть здесь смысл? Чтобы обнищавшие за войну колхозы оставались должными за годы войны? Да, государство должно жить и функциони ровать. А что такое государство, если не люди, не их интересы, не их ■счастье? При умелой постановке дела страна — в наших условиях — мо жет быстро разбогатеть. В чем же дело? Деревня все больше заходит в тупик. В чем дело? Не в том ли, что случилось самое страшное, и люди из творцов и хозяев становятся пассивными исполнителями? Или при чина кроется глубже?» Николай Гаврилович откинул одеяло, задернул штору и включил -свет. Сердито фыркнул: «К черту!» Нельзя основываться только на от дельных фактах, которыми он располагал, и, потом, в его мысли неволь но привносилось личное. «Ерунда, ерунда»,— сказал Дербачев, натягивая пижаму. Придет день со своими заботами, и некогда будет заниматься самоанализом. Если говорить честно, то и сам он давно уже утратил чувство внутрен ней раскованности и усадил в себя внутреннего цензора, и что бы ни при ходило на ум, немедленно подвергалось внутренней цензуре. Николай Гаврилович взъерошил волосы и направился в ванную-. 9 Утро началось обычно, завтракать не хотелось. Тетя Глаша, заку танная от плеч до пояса в теплый шерстяной платок, несколько раз за глядывала в дверь и напоминала о завтраке, Дербачев только улыбал ся и продолжал ходить по кабинету, останавливаясь перед стеллажами и пробегая глазами корешки книг. Сегодня на одиннадцать утра он вы звал Селиванова — директора «Сельхозмаша». Дербачев побрился и, прежде чем стать под душ, долго рассматривал свое лицо, заметно обре завшееся за последние месяцы. Из зеркала на него глядел крепкий че ловек, далеко еще не старый, с тугими и широкими скулами, с широким лбом, смотрел тяжело, в упор, и на левом виске у него пульсировала, би лась вздувшаяся темная вена. Дербачев осторожно потрогал ее указательным пальцем и сбросил -с себя пижаму, ноги у него были кривоватые, заросшие на икрах рыжи ми волосами, с широкими мужицкими ступнями. «Некрасивые ноги»,—подумал он, стал под душ и пустил воду. Хо лодный обжигающий дождь заставил его испуганно охнуть. Он удержал -себя на месте, подставляя под дождь то грудь, то спину, поворачиваясь и приседая. И здесь ни на минуту не покидала легкая тревога, он опять думал о необходимости что-то предпринимать. «Нужно снова поехать по колхозам,— решил он.— И перестать оглядываться. Поступать по сове сти, разумно и трезво. Пора действовать. Необходимо проверить свои мысли там, среди людей, заинтересованных кровно. Уж потом пробивать в верхах. Все подготовить, основательно подготовить, железно аргумен тировать, и пора, пора, Дербачев!» Ровно десять минут десятого он позвонил в свою приемную и преду предил, что не будет в обкоме, вероятно, до вечера, попросил отменить все вызовы и вышел из дому. Постовой милиционер у подъезда тороп ливо ему козырнул, чуть удивленно, чуть растерянно — в его сознании выход секретаря из дома совпадал с ожидавшей у подъезда машиной. Дербачев посмотрел постовому в глаза, и тот моргнул. Дербачев поднял меховой воротник пальто и пошел по улице, и постовой глядел ему
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2