Сибирские огни, 1964, №5

— И на это надо было рассчитывать, — медленно проговорил Ткаченко. — Бежать сотни километров по территории врага, без пищи, полураздетыми — дело, Ваня, мягко выражаясь, нелегкое. Здесь собраны, главным образом, советские офицеры, причем большинство — летчики. На счету каждого: побеги, саботаж,, антифашистская агитация и даже убийства нацистов. Среди этих людей, Иван, и смерть — не смерть, а подвиг. Ты не вешай носа. Есть среди нас большие люди, умные головы. Они думают обо всех нас, пожалуй, даже больше, чем о себе... Кто эти люди, о которых намекнул Ткаченко, сколько их, что они замышля­ ют — Юрий не сказал. Но в сердце товарища он посеял добрые семена надеж­ ды на свободу, на спасение, веру в жизнь. А без этого человек не мог здесь выжить и нескольких дней. — И вот еще что запомни, а также передай товарищу, — снова заговорил Юрий. — Наш блок должен ежедневно поставлять крематорию определенное ко­ личество сырья. Если трупов не хватает, то ночью их добывают блоковой со сво­ ими псами: кто выйдет в уборную — хватают и убивают. Так что гляди, как стем­ неет, из барака не выходи. Ну, вот... Главное, передай товарищам, пусть кре­ пятся. Мимо проходили товарищи по блоку. Но никто, казалось, не замечал беседо­ вавших, не прислушивался к их разговору. Это было правилом: не обращать вни­ мания на тех, кто беседует, не мешать им, а в случае опасности — предупредить. — Как ты попал сюда, Юрий? — спросил Бакланов. — Ты ведь в лазарете лежал... — Это было больше года назад, — ответил Ткаченко. — А потом... Как-ни- будь после расскажу... Я ведь, Ваня, и здесь на службу к немцам устроился... штубистом. — Юрий еле заметно, как-то болезненно улыбнулся и, не говоря- больше ни слова, ушел. 30 Бакланов уже четвертую ночь сидел у окна, где примостился в первый же вечер, и бессонными глазами смотрел на полосатую грязную массу узников, спав­ ших друг на дружке. Свет электрических ламп был настолько ярким, что слепил глаза. От сотен немытых, покрытых язвами тел шло испарение, будто кругом бы­ ли развешаны тысячи мокрых, потных портянок. Окна и двери с вечера плотно закрывались. По ночам не разрешалось не только отворять, но даже приближаться к ним. Запрещалось хотя бы на минуту выходить во двор, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Тот, кто нарушал эти прави­ ла, мог поплатиться жизнью. Бакланов задыхался. Ныли раны после «вступительных». Появилась какая- то сыпь, которая разрасталась от кровоточащих ран по всему телу. Прикоснове­ ние к голой коже дерюжной куртки и штанов вызывало нестерпимую боль. Бак­ ланов уже знал, что одежда всех узников заражена чесоткой, экземой и другими инфекционными болезнями. Слышались храпение, глухие стоны и вздохи, бессвязное бормотание спя­ щих. Вдруг в правом углу кто-то вскочил на ноги и с сумасшедшим воплем бро­ сился бежать по телам товарищей к выходной двери. В ту же секунду на пороге вырос Мишка-татарин. Он налетел на больного и начал хлестать несчастного треххвостной плетью, загоняя на прежнее место. Человек упал, но штубендист продолжал терзать его до тех пор, пока пленник не перестал шевелиться. Бакланов притворился спящим. Плотно сомкнув веки, свесил голову на ле­ жащего у него на коленях Ивана Феноту. Предатель постоял с минуту, а потом медленно направился к выходу. Бакланов разглядывал этого маленького, вислозадого, на коротких кривых ногах, негодяя. Рыжий, острижен, как и все, с пробором от лба до затылка, с черными, во­ ровски бегающими глазами в узких щелках прорезей.