Сибирские огни, 1964, №5
вы живот, про высохшие донельзя ноги и о том, какая на чужбине была для них неласковая жизнь, а в самых неподходящих случаях хихикала и кашляла в кулах. От этого становилось особенно тяжело. — Д ур а баба, — сказал дед Матвей, сидевший поодаль от Степана, встал и отправился к своей землянке. 2 Человек шел по дороге от города с солдатским вещмешком за спи ной, твердым и размеренным шагом. День был воскресный и не достиг еще половины. Хотя в укромных Местах держалась роса, дорога пы лила. Человек, одетый легко и бедно, шел с непокрытой головой, грязно серую шляпу нес в руках. На вид ему можно дать лет двадцать пять, иногда и того меньше. Он худ. Встречные женщины, поймав его опусто шенный взгляд , долго потом оборачивались, не в силах подавить тре вожное, неприятное и болезненное чувство. В последнее время стало много людей с потухшими, мертвыми глазами. Человек вчера сошел с поезда и долго стоял перед развалинами ста ринного вокзала , отмечая незаметные привычному взгляду мелочи. Тор чащий из-под битого кирпича носок сапога. Ржавый осколок в стволе уцелевшей липы со сбитой вершиной, облепленную землей, раздавлен ную револьверную гильзу. Чтобы никому не мешать, он отошел в сторонку, к самым развали нам. На развалинах вокзала выросли молодые деревца. Он стоял и пы тался что-то вспомнить. И вдруг он отчетливо ощутил, что это его родной город, в котором он родился и вырос, город, где умер и похоронен отец, где оставалась мать. Ж и в а ли она? Но тут же он с какой-то обнаженной ясностью почувствовал, что ему все безразлично. И сама, эта мысль тоже была безразличной. И мо лодые тополя над развалинами. И сами развалины. И небо. И раздавлен ная гильза под ногами. И гудки паровозов. И он сам. И то, что он вер нулся сюда после долгих лет скитаний, эшелонов, решеток, бараков, ох ранников, чужих городов, чужих людей, побоев, работы, — бесконечной, беспросветной, выматывающей работы. Она сломила его. Он не помнил, когда это произошло. Он даже забыл, как его зовут. В те ночи он и во сне дробил камень, и стук молота для него не прекращался ни на секун ду. Он заж им ал уши, садился на нарах и невидящими глазами глядел на все вокруг. Никто не обращал на него внимания. В бараке многие вот так вскакивали , озирались во тьме и ничего не видели. В то время он и стал забывать все связанное с прошлым, с детством и юностью. Он стал автоматом, только автоматом, и ничем больше. Теперь ему было без различно и это.- Развалины громоздились высоко, проржавевшие погнутые балки торчали концами в разные стороны. Он не торопился. Он теперь жалел, что ему пришлось вернуться в этот город. Иначе, правда, было нельзя, •вернее, он не хотел другого города. Если есть город, в котором ты ро дился и вырос, то почему не вернуться? Ведь куда-то все равно нужно возвращаться... Не ему нужно, а другим, и тут ничего не поделаешь. Есть города, в которые необходимо возвращаться. Ону есть, и к ним необходимо когда-нибудь возвращаться. Он смутно понимал сейчас жесткую необходимость и хотел, чтобы ее не было. Он хотел, чтобы ее не было, этой необходимости возвращаться. Теперь поздно, он успел вернуться раньше, чем пришла к нему такая мысль. И он почувствовал волнение. У него задергалось правое веко, и все кругом взялось серым.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2