Сибирские огни, 1964, №5
ударил его по голове тяжелой резиновой дубинкой. Перед глазами поплыли барак, вышки, строй пленников... Бакланов упал в воду, но сознания не потерял. — Комм! Бакланов поднялся. Но его тут же опрокинул новый удар. Опять откуда-то издалека до слуха доносилось: «Комм! Комм!» Но встать больше уже не было силы. Затем эсэсовец подозвал к себе Анатолия Салатова, а когда тот остался ле жать наполовину в вод<\ эсэсовец принялся избивать Садового. Эта экзекуция на языке узников получила название «вступительной». Мно гие так и не вставали после избиений. Их отволакивали к одной из вышек и ук ладывали в штабель. 29 Первым, кого увидел Бакланов, когда открыл глаза, был Юрий Ткаченко. Вместе с другими узниками он помог Ивану Ивановичу и его товарищам поднять ся. Их отвели к дощатой стене барака, усадили на булыжник мощеного двора. К «новичкам» протягивали руки товарищи по Фау-Верке: Иван Фенота, Аркадий Ткаченко и Владимир Галенкин. — Выходит, никому из наших не удалось прорваться к своим? — пожимая почерневшие иссохшие руки друзей, спрашивал Бакланов. — Выходит, — ответил Фенота. Бакланова и его друзей сразу же засыпали вопросами. Всех «новичков» почему-то считали прибывшими с воли, хотя ^аждый из тех, кто здесь находился, мог судить по собственному горькому опыту, что за плечами у этих людей только концлагери со штрафными изоляторами и тюрьма ми. Но даже и те условия были относительной свободой по сравнению с блоком. Шел август 1944 года. Дни стояли теплые. Пленников выгоняли из барака в пять часов утра, а возвращали лишь с наступлением сумерек. Барак — прямоугольное деревянное щитовое помещение, разделенное внут ри на три секции — «штубы». Две из нйх занимали заключенные. В небольших комнатах, в которых с трудом могли поместиться двести человек, находилось 1800 узников. У Бакланова на правой стороне груди был нашит номер — 3009. «Значит, — сообразил он, — тысяча двести человек уже погибли в этом блоке». Вечером, когда всех стали загонять в барак, Бакланов, за ним Фенота, войдя в узкий коридор, повернули направо, в дверь, на которой стояла черная буква «А». Ни нар, ни матрацев, ни даже соломы здесь не было — только голые стены да грязный пол. Люди присаживались там, где стояли, — лечь было негде, — подгибали колени, наваливались друг на друга и так засыпали. Бакланов и Фенота примостились возле окна, неподалеку от порога. Здесь, на клочке пола не более чем в пятьдесят квадратных сантиметров, они затем про сидели сто восемьдесят страшных и долгих ночей. В этой «штубе» находились наиболее слабые и больные. Многие, войдя в помещение, сразу же падали. Их поднимали товарищи, усаживали, опускались рядом и поддерживали своими телами. Утром, после подъема, в камере оставались лежать на полу десятки людей. Эти уже считались трупами, хотя многие из них были еще живы. Лишь все вы ходили из барака, трупы вытаскивали во двор штубендисты под начальством блокового. В «штубе» «Б» помещались те, которые могли самостоятельно ходить,, вы держивали режим. Это были или «Новички», или люди, когда-то обладавшие же лезным здоровьем. Здесь скапливалось еще больше узников. Третье, среднее, отделение барака считалось хозяйственным. В нем был умывальник с душем, с ванной, которая, в отличие от обычных, имела тяжелую крышку. Возле нее в стену были вбиты железные крюки. Эту «ванну» наполняли
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2