Сибирские огни, 1964, №5

— Ладно, не уговаривай, я без бабы привык. Справлюсь. Лобов был голоден и, выпив стакан первака, отливающего зловещей зеленью, долго трудился над салом и хлебом. Когда поднял, наконец, глаза на Марфу, они были ласковые-ласковые, вприщур. Он пошатыва­ ясь подошел к ней и, удивляясь своей смелости, провел ладонью по ее гладкой спине. — Не балуй, черт, некогда! — дернула она плечом. — Э-э, Марфуша, всего не переделаешь! Туши свою шарманку, пора тебе прикрыть коптильню. — Как бы не так, — засмеялась она, взглянула на него через плечо и прыснула в кулак: — Кормить-то меня некому, сама себе голова и указчик. Лобов опять усмехнулся, уже смелее обнял ее за талию, повернул к себе. Она откинула голову и дразняще попросила: — Пусти, говорю, не балуй... Он не дал ей договорить, поцеловал в губы и, забывшись, сжимал ее все сильнее. Она обмякла и вдруг из-за его плеча увидела портрет мужа, висевший на стене, казалось, он глядел прямо на нее, с усмешкой: — Пусти, — уже серьезно попросила она, Лобов только хохотнул. Она уперлась ему в грудь и сильно, толчком освободилась, он, не удер­ жавшись, помахал рукой и сел прямо в кадку с брагой. — Ой, батюшки! — удерживая смех, сказала она испуганно. — Н а ­ делали делов! Брага темными пятнами растеклась по полу, капала с одежды Степа­ на, вставшего на ноги и огорченно осматривавшего свои единственные брюки. — Попался, Степанушка, теперь-то придется тебе заночевать волей- неволей. ...Еще совсем недавно стемнело, и почти во всех окнах горел свет. Силантий сидел во главе стола, плотно окруженного русоволосыми девками, следил за порядком. На столе стояло несколько больших глиня­ ных мисок, в них просяная похлебка. Ее черпали по очереди, и ложку каждый раз облизывали и, косясь по сторонам, ждали своей очереди з а ­ черпнуть опять. Силантия грызла тоска и жалость — для двенадцати здо­ ровых желудков мало еды на столе. Он старался есть меньше, и дочери заметили, и самая старшая — Манька со скуластым лицом и тяжелыми руками крестьянки — сказала: — Ешь, батя. Ты один, а нас — вон... Она окинула стол глазами, все виновато пригнули головы. Пришла ночь, то там то сям вспыхивала частушка, гасла в воздухе— тосковали девки-переростки. Женихов подходящих возрастов начисто вы­ рубила война, девки собирались кучками у плетней, голосили песни, вы­ крикивали частушки, иногда складывались по четвертинке и, выпив, вспо­ минали, подчас много плакали. И завидовали девкам-подросткам, у ко­ торых подтягивались понемногу женихи шестнадцати, семнадцати, реже восемнадцати лет. Часто на девок находило беспричинное веселье, тогда они всю ночь будоражили село озорными песнями, визжали, гонялись друг за другом и, утомившись, присаживались где-нибудь на сырых брев­ нах. Тоська Лобода, пятнадцатилетняя толстушка с толстыми короткими рыжими косичками, клала голову кому-нибудь из подружек на колени и, зажмурившись, говорила тоненько: — А война-то, девочки, кончилась, ведь правда кончилась! Я часто об этом думаю. До сих пор... Послушайте, воздух какой, не шелохнется. Как жить хорошо, девочки! — и запевала высоким голоском. Все слушали и вступали одна за другой и наслаждались тишиной и .первой прохладой осени. Радостное Тоськино изумление передавалось