Сибирские огни, 1964, №5
«Брешешь!» — говорил дед Матвей, и узловатые сильные его пальцы ■сжимались в кулаки. Больше всего он боялся, что ему не хватит силы вытянуть. «Брешешь! Брешешь!» — говорил он, когда от собственных мыслей становилось невмоготу, руки немели, по всей длине позвонка начинало ломить. Старик стоял у верстака, и солнце поднималось выше, тени деревьев укорачивались. Он готовил переплеты для оконных рам, руки скоро и привычно делали свое дело. Брали заготовку, отборник. «Раз! Раз!» Дед Матвей подносил планку к глазу, проверял. Иногда в ней попадался не податливый сучок, отборник тупился, и дед Матвей, сердясь, забывал о племяннике. Готовую планку старик оглядывал со всех сторон, иногда опять притрагивался к ней рубанком и клал в сторону, в тень: на солнце ^она могла неожиданно лопнуть или перекособочиться. Движения старика становились еще более быстрыми и точными. 13 К вечеру зелень от жары сникла, горячий сухой воздух струился над полянами, особенно на высоких" местах. С пропыленного старого грузо вика, остановившегося на минутку возле правления колхоза «Зеленая По ляна», легко спрыгнула Юлия Борисова, она была в легких брезентовых туфлях, в простеньком ситцевом платье и в потемневшей от времени со ломенной шляпе. Проходивший стороной Степан Лобов ее не узнал, она его тоже не окликнула. Она отряхнула пальто от пыли. Она волновалась, хотя со стороны не замечалось, проходившие на работу женщины с граб лями и вилами на плечах не преминули громко, язвительно пройтись на счет ее шляпы. «Не надо было надевать», — подумала Юля, тщетно пы таясь успокоиться. Она давно готовилась к такому шагу. Ей нужно было приехать к нему немедленно, но в первое время она растерялась. Закрывала глаза и видела его, и ей становилось тягостно и страшно. Она знала его дру гим. Тот, другой, умер. Этот, встреченный неожиданно на проселочной дороге, был ей чужд и неприятен. Высокий, в матерчатых тапочках, с сильными развитыми плечами, безвольным ртом, остановившимся взгля дом, он не мог быть ее Димкой, и тем не менее это был он. — Не могу сейчас отпустить, — сказал ей Корчун. — Ни на два, ни на день. Сама знаешь, пора горячая, сенокос. И туда нужно посылать, и сюда. Она втайне облегченно вздохнула, ее пугала мысль о встрече. Еще раз заглянуть в равнодушные, мертвые глаза? А потом?.. С другой сто роны, она знала, что поедет к нему. Знала: настанет день, все другое от ступит и она поедет. Она стояла посредине села и никак не могла заставить себя сдви нуться с места. Ей не хотелось привлекать внимания. Старуха в темном платке неподалеку смотрела на нее, поднеся ладонь ко лбу. Юля отвер нулась, пошла по выжженной солнцем пустынной улице. Старухи прово жали ее глазами. На старости лет им не страшно солнце, они проследи ли за нею до самого конца улицы. По сторонам белели срубы. Людей — ни души, только в одном месте на срубе, высоко над землей, обхватив бревно ногами, старик, в грязной рубахе с темным потным пятном на спине, долбил паз. Юля не хотела расспрашивать, она помнила слова председателя, что т о т человек — его сосед. Она подошла к усадьбе деда Матвея и двинулась вдоль невысокой живой изгороди из густых низкорослых ви шен и акаций. Дед Матвей, заметив ее, не окликнул, ему помешало на пряженное выражение ее лица. Он отложил в сторону рубанок, присел:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2