Сибирские огни, 1964, №5
— Все растет. Сад, конечно, тоже растет. Вон туда, на скамеечку проходите, тени больше. Борисова огляделась. Сад стар и запущен, густо обсажен кустами акации. Сухой воздух затруднял дыхание, солнце чувствовалось и в тени. Степан расстегнул ворот грязной рубахи, полез в карман за табаком... — Все сгорит, — вздохнул он, ловко скручивая одной рукой цигар ку — кисет зажат в коленях. — Рожь, считай, сгорела, еще немного — картошка сгорит. Земля, хоть яйца пеки. Степан подумал о новой голодной зиме, о пустом трудодне, о землян ках, в которых придется жить, о болезнях, о налогах, которые нечем платить. И еще он подумал, что ничего в крестьянском деле не смыслит эта девчонка, зря их присылают. Он сидел рядом и курил, и незаметно о спинку скамейки почесывал зудевшее плечо. Они разговаривали вначале о сенокосе, о ходе полевых работ, Борисова расспрашивала о прополотых гектарах, о строительстве скотного двора, о многом другом, что знала по сводкам, по газетам, из разговоров на совещаниях в райкоме. И предсе датель терпеливо отвечал и разъяснял. Эта все-таки умнее других, она хоть не давала указаний по каждому поводу и не начинала тут же «вы правлять положение». — Вот так и живем, товарищ Борисова. Засуха. Хорошего ждать по ка не приходится. — Знаете, мне вчера во время собрания показалось, дела у вас не совсем в порядке. Мне стало известно, кое-кто не подписал. Такие настро ения... Письмо Иосифу Виссарионовичу, — и резкие политические выход ки. Невероятно! Кстати, вы не узнали, кто именно? — Нет, — ответил он, и она поняла, что сказал неправду. Степан докурил, обжигая губы, тщательно затер окурок подошвой. — Здесь, Степан Иванович, возможны не наши влияния, нельзя так оставлять! Трудности, конечно, никто глаз не закрывает. Так какие у вас соображения? — Никаких у меня соображений. Он встал. Вся его фигура слегка склонялась влево — отсутствие ру ки сказывалось. \ — Чего тут сообразишь? Егорка! — крикнул он громко и зло, Бори сова от неожиданности подняла голову. Из-за вишневых кустов вышел худой мальчишка в грязных, прорванных на коленях штанах, остановил ся поодаль, исподлобья взглянул на отца. — Звал? — Звал. Поди принеси тот хлеб, что нам тетка Марфа вчера испек ла. Живо. — А зачем? — Нужно. Иди, говорю тебе. Егорка потоптался на месте, чесал одну ногу другой и, наконец, сказал: — Знаешь, батя, я его съел. — Весь? —• в голосе председателя послышалась досада. — Немножко осталось, все жрать хочется... Я тебе оставил. — Ладно, принеси сколько есть. Не глядя на Борисову, Егорка убежал, и через минуту на широкой ладони председателя леж ал темный бесформенный кусок, напоминающий не то влажную темную глину, не то сырой навоз. — Вот, посмотрите. Ты беги, Егорка, играйся. Борисова взяла, разломила, понюхала, подняла глаза на председате ля. Она не понимала, Степан ощерил крупные ровные зубы. — Враг, говорю. — Что?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2