Сибирские огни, 1964, №5

Но «Кандаурские мальчишки» — кни­ га о собственном детстве автора. Недо­ статки мастерства с лихвой искупались в ней подлинностью жизненного мате­ риала, непосредственностью авторских чувств, первозданной свежестью миро­ ощущения. Истинный писатель начи­ нается с умения осмысливать и обоб­ щать, прилагая свой талант к воспроиз­ ведению «посторонней» действительно­ сти, с овладения искусством вымысла и перевоплощения. Сумеет ли Г. Михасенко увидеть чу­ жую жизнь, как свою собственную? Су­ меет ли приблизиться к судьбам других людей, чтобы они были словно его лич­ ная судьба? Эти и еще многие иные во­ просы волновали меня, когда я взял в руки вторую книгу Г. Михасенко — по­ весть «В союзе с Аристотелем».1 Но чи­ талась страница за страницей, и вопро­ сы, обращенные к автору , ' отодвигались на второй . план. Думалось о героях, о серьезных и важных вопросах, поднятых писателем. Один из героев позести, студент Ар­ кадий Гайворонский, говорит своему брату Борьке: «Мир наш перестраивает­ ся. И моментально везде он не может об­ новиться, сменить шкуру, просто на это не хватит рук... И наша Перевалка об­ новляется, но она отстает, и нам нужно вытягивать ее, а не говорить, что все от­ лично. . Есть у нас и школа, и клуб, и больница, и магазин, многое есть, но ведь мы еще пасхи справляем, бьем де­ тишек, хлещем водку, богу молимся!.. Все, что плохо •— болото... Его осушать надо, а не ходить по воображаемому мо­ стику». В этих словах сформулирована основная проблематика повести. Автор пишет для детей и о детях. Но отнюдь не ограничивается специфически «дет­ скими» заботами, делами и проблемами, как это еще сплошь и рядом встречается в наших детских книгах. Он верно пони­ мает: детей надо воспитывать правдой, а не пытаться идти к ним «по воображае­ мому мостику» псевдопедагогических ог­ раничений. В центре внимания Г. Миха­ сенко — живая и сложная действитель­ ность пригородной Перевалки, с болота­ ми по окраинам, с избушками и огорода­ ми, со строящейся в тридцати километ­ рах от поселка плотиной гигантских ГЭС, с ее добрыми и злыми жителями, со всеми ее подлинными противоречия­ ми, — здоровой, все более крепнущей новью и обывательским «болотцем», в котором до времени еще плодится и кор­ мится всякая темная нечисть: воришки, сектанты, побирушки и т. п. Собственно, повести предшествуют два события, образующие «Пролог». Описание празднования пасхи. И описа­ ние наводнения, захватывающего боло­ тистую часть Перевалки. Конкретное 1 Г е н н а д и й М и х а с е н к о . В союзе с Аристотелем. Повесть, Новосибирск, кн. изд., 1963. изображение становится здесь символом. Обе главки как бы отражают и предвос­ хищают основной конфликт повести, зна­ менуют расстановку противоборствую­ щих сил. Благообразию и благополучию освященного столетиями «божественно­ го» праздника противостоит ощущение тревоги, предчувствие перемен, вызы­ ваемое наводнением. Юрка Гайворон­ ский, идущий по дворам «славить» в первой части «Пролога», спокойный, до­ вольный, весь какой-то «домашний», — во второй главке бежит на улицу смо­ треть разгулявшуюся стихию. Наблю­ дая, как его одноклассник Фомка Лукин с сестренкой Валей «подрабатывают» у затопленной низинки (выдают прохожим «напрокат» резиновые сапоги), он испы­ тывает и ощущение острого неблагопо­ лучия и прилив негодования. В этом со­ поставлении явно «прочерчиваются» два Юрки: один, не выходящий за пределы бездумного, безотчетного и безмятежно­ го детства, другой — сознающий себя не только свидетелем, но и участни­ ком большого и сложного «взрослого» мира. Юрка и его закадычный друг Валер­ ка Теренин — главные герои повести. И Юрка — энергичный, дотошный озорник и заводила, добрый и вместе с тем орга­ нически непримиримый к несправедли­ вости, шкурничеству, и Валерка — го­ раздо более спокойный, уравновешен­ ный, несколько рефлектирующий, роб- коватый, но честный, трудолюбиво-та­ лантливый подросток, — оба они нари­ сованы с тонким пониманием особенно­ стей ребячьего языка и мышления. Об­ разы обоих ребят подкупают той естест­ венной логикой развития характеров, ко­ торая словно бы и вовсе не зависит от произвола писателя, а подчиняется един­ ственному для этого случая закону худо­ жественности: такой-то человек в таких- то обстоятельствах может говорить и по­ ступать только так, не иначе. Это — важное достоинство. Но не самое глав­ ное. Сюжет повести развивается по линии преодоления юными героями узости «до­ машнего», детского мирка. И одновре­ менно происходит как бы встречное дви­ жение: границы этого замкнутого и тес­ ного мирка размываются натиском жиз­ ни. О нарастании коллизии можно су­ дить по названиям четырех частей кни­ ги. Если в первой части «жизнь течет размеренно», то во второй она «выходит из берегов», в третьей — «буйствует»,в четвертой — «продолжает буйство». Нам кажется наиболее привлекатель­ ным и удавшимся автору образ Юрки прежде всего потому, что автор вводит героя в буйствующую жизнь. Вводит как участника. Вводит, не лишая при этом его образ специфических черт детства: проказливости, игрового характера ми­ ровосприятия, определенной инфантиль­ ности в образе мыслей и действиях. Но