Сибирские огни, 1964, №5

жится тяжким грузом на художествен­ ную ткань поэмы. Белые нитки архив­ ных и книжных находок нигде не вы­ ступают на ее поверхности. Поэма поэ­ тична и легка. Она переливается разно­ образными ритмами, в ней свободно уживаются белые и рифмованные стихи, удачно гармонирующие с содержанием той или иной главы поэмы. Здесь и па­ раллелизмы в духе народной поэзии: Не труб а протрубила ратная , Н е река р а злил а с ь многоструйная... И развернутые локальные сравнения и метафоры: Много р а з — кривой и острой саблей Молодой вставал на небе месяц И косил лихи е дни и ночи... И впечатляющие сибирские пейзажи: Снег по ночам звенит железом ломким , И зв е зды к аж у тс я мохнатыми... Сложный ритмический рисунок поэмы обогащается тонкими звуковыми узора­ ми. Это уже не та самоценная, в духе Бальмонта, звуковая виртуозность, за которую в свое время Г. Вяткин вынуж­ ден был принять упреки М. Горького. Это уверенное мастерство поэта, умею­ щего подчинить своим общим художест­ венным задачам и фонетический строй произведения. Уже в самом начале «Ска­ за» мы не только видим, но и слышим силу народного ропота и гнева: Крепнет в бочках пенная б р а га — Копит черную боль народ. Ну, того и гляди , — босая вата га По К рем лю с батогами пройдет. При всем многообразии мгновенно сменяющихся ритмов поэма кажется стройной и цельной, вырубленной из од­ ного куска. Единство поэмы определяет­ ся ее ясной концепцией. Можно спорить, насколько исторична точка зрения Г. Вяткина на Ермака и Грозного (в мо­ мент опубликования «Сказа» раздава­ лись критические голоса, обвинявшие писателя в модернизации истории), но одно очевидно: для Вяткина завоевание Сибири — дело народное; не царь, не купцы Строгановы и не Ермак, а "народ является душой этого исторического де­ ла, в результате которого Сибирь стала частью великой России. Все в поэме под­ чинено этой главной мысли. «Сказ» со­ ткан из массовых сцен, в которые искус­ но вводится анонимное многоголосие ка­ зачьей массы: Не з ам а й загадкой лукавой , Н е пугай , атам ан е и друг! Н е боим ся путей нехоженых, Все р а вн о с царем не дружить! Лишь в подглавке 5-й главы возни­ кает более или менее развернутый образ самого Ермака, охваченного мыслями о сибирском крае, беспокойством за его судьбу. И снова акцент сделан не на личных особенностях героя. Нет портре­ та Ермака, нет и намека на его личную жизнь, на его индивидуальные особенно­ сти. Зато широко раскрывается его об­ щественная мысль, его забота о Сибири; И скорбь и гнев — на сердце Ерм ака . О, край великий , дивный и безлюдный, Д о моря -океана распростертый! Глухая и суровая зем ля , Политая чужой и нашей кровью, Ты спишь ещ е — ребенком в колыбели — В дремучих д е б р я х и дремучих снах, А н ад тобой вра ги мечи скрестили... В многочисленных произведениях, — фольклорных и книжных, — посвящен­ ных Ермаку, в той или иной мере звучит мотив разбойной преступности людей Ермака, которую они искупают своим патриотическим походом. Мотив этот слышится и в знаменитой думе К. Ры­ леева «Смерть Ермака», и в одном из по­ следних произведений о Ермаке —• поэ­ ме Дм. Кедрина «Ермак» (1944 г.). В поэме Г. Вяткина мотив искупления вины совершенно отсутствует. Антица- ристская концепция «Сказа» снимает возможность ощущения какой-либо вины перед Грозным. Отказ ермаковцев от разбойничьей деятельности выступает у Вяткина как результат внутренней не­ удовлетворенности самой вольницы сво­ ей нелестной репутацией. Эту же мысль выражает и эпиграф к «Сказу», заимствованный из былины о Ермаке: «Не корыстно у нас шутка за­ щучена». Значит не личное обогащение лежит в основе задуманного похода. Ермаковы люди и не помышляют о каких-то льго­ тах или поблажках царя. Достигнув своей цели, овладев бога­ тыми сибирскими1областями, посылая в Москву обильные дары присоединенной к России земли, казаки думают не о се­ бе, а о смягчении общенародной участи: Ц арь в радости и милости великой Протянет руку см ерд ам и холопам, Боярщину с опричниной уймет, Купцам и д ь я к ам спеси поубавит, Д ас т отдохнуть Руси многострадальной . Своеобразно использована в «Сказе» поэтика рылеевской думы о Ермаке. По­ эт изредка вводит в текст отдельные де­ тали, призванные незаметно подчерк­ нуть связь «Сказа» с традицией думы поэта-декабриста. В сказе, как и в думе, дан эпизод, изображающий Ермака сидя­ щего, правда, не «на диком бреге Ирты­ ша», а «на выступе сторожевой бойни­ цы» и размышляющего о судьбах Сиби­ ри. Перекличку с поэмой Рылеева мы