Сибирские огни, 1964, №5

умершего, ничего не познав. Стихотво­ рение пронизывает мотив торжествую­ щей жцзни, безжалостно развеивающей по ветру жалкие итоги кабинетных из­ мышлений: А утром, радостен и дик, В окно ворв ался ветер пьяный, Зашелестел л и стам и книг И вековую пыль от них Разнес, ра звеял на поляны... Здесь нет и тени нигилизма в отноше­ нии к науке и подлинному знанию. Поэт бичует схоластическую лжемудрость ка­ бинетного героя, утверждая мудрость действительную, которая неведома пе­ чальному рыцарю бумаг. Ему дорога «вечно юная книга» жизни за «огонь живых исканий», заключенный в ней. Жизнелюбие поэта, оптимизм его сти­ хов импонировали М. Горькому. В пись­ ме к В. И. Анучину он выделил сибир­ ского поэта: «Вот Вяткин у вас поэт! Чи­ таю его стихи, и так хорошо на душе. Очень родные стихи»1. «Очень родными» М. Горькому сти­ хи Г. Вяткина были, конечно, не потому, что в них встречались отдельные стро­ ки, варьировавшие мотивы автора «Бу­ ревестника» и «Человека». Они были созвучны ему прежде всего жизнеутверждающей философией, про­ тивостоявшей безволию, нытью декаден­ тов. М. Горькому нравился сонет Г. Вят­ кина «Мне кажется, что я когда-то жил...». Очевидно импонировала влюб­ ленность поэта в реальный мир, вера в бессмертие человека: Могильной тьме моя душ а чуж да , Влюбленный в жизнь , я вновь воспламенен). Мне кажется, я буду ж и ть всегда . Вяткинская любовь к жизни содержа­ ла в себе очень дорогой Горькому мотив творческого, действенного отношения к жизни. Эта мысль высказана афористи­ чески в декларативном сонете «Худож­ нику»: «Что мир без творчества, и что без мира ты?». Вяткину чужда какая бы то ни было областническая ограниченность, которая заставляет некоторых поэтов ничего не видеть за пределами своего края и воз­ водить даже бедность ' родных мест в «перл создания». Тема Сибири занимает относительно мало места в творчестве поэта. Но в тех редких стихотворениях, где Вяткин выражает свое отношение к родному краю, он предельно искренен и правдив. Он не скрывает своей неприяз­ ни к неласковой природе края, времена­ ми кажется, что он готов проклясть эти «гиблые места». Заключительное стихо­ творение цикла «Над Томью» (1913 г.) поэт начинает с откровенной деклара­ ции: 1 Сб. «Горький и Сибирь» , Новосибирск, 1961, стр. 53. Мне чужд, Сибирь, твой блеклый небосвод, Твои леса суровые, и ж есткий Холодный блеск твоих пустынных рек, И долгие томительные зимы , И весны хмурые, и серость местных дней. Кажется — все отвергнуто, все неми­ ло. Однако основное в содержании сти хотворения не в этом. Поэт находит в пейзаже родного края такие дорогие черты, такую неповторимую красу, ко­ торые делают незаменимой сердцу си биряка эту суровую страну: И все ж, Сибирь, ты с ерд цу дорога , И не забыть мне эту д а л ь с обрыва , К ак не забыть и этот серый день ... Твой бедный сын, м ечтатель и бродяга , В иных полях я часто отдыхаю , Иным краям я душ у отдаю . Но никогда любить не п ерестану Твою седую царственную д а л ь И мощь твою, которой нет предела, И ширь твою, которой нет конца . Это, может быть, одно из лучших сти хотворений о Сибири. Поэт ничего не приукрашивает, обнаруженная им кра­ сота таится в чертах, только что свиде­ тельствовавших о бедности края. Г. Вят­ кин сумел почувствовать в этой кажу­ щейся бедности подлинное богатство. Серый день оборачивается седою царст­ венною далью, бесконечной ширью и бес­ предельной мощью, которым нельзя не радоваться и не любоваться. Ценя талант Вяткина, Горький отме­ чает в то же время черты подражатель­ ности в его дооктябрьской поэзии. В 1912 году он писал с Капри: «Вы еще не самостоятельны, Вы как будто еще не решаетесь пойти своим собственным пу­ тем, на Ваших стихах чувствуется влия­ ние Бальмонта, и порою Вы все внима­ ние устремляете на музыкальность и звучность... С другой стороны, на Вас заметно влияние мрачной философии Достоевского, и Вы воспеваете страда­ ние как нечто положительное, Вы даже называете его «святым таинством»1. Это было очень верно. Бальмонт и Достоевский были в то время кумирами Г. Вяткина. Влияние Бальмонта и других симво­ листов сказалось в излишней риторично­ сти и декоративной красивости отдель­ ных стихов Г. Вяткина, иногда в увле­ чении игрой аллитераций и ассонансов. Увлечение Бальмонтом, его словесным колдовством и символистской «мистикой в фонетике» иногда переходило в увле­ чение самой мистикой, пусть эпизодиче­ ское, неглубокое, но безусловно замет­ ное. Под сибирским «северным солн­ цем» возникают чуждые суровому краю 1 М . Г о р ь к и й . С обрание сочинений в 30 том ах , т. 29, стр. 291.