Сибирские огни, 1964, №5

землю, ни, наконец, народных легенд о славном Илье Муромце. Каждый знает об этом, но не каждый помнит, что любить то, где ты дышишь, живешь и трудишь­ ся, надо не только в лихие годы, а всегда, каждый день. Этому настойчиво и страст­ но учит нас творчество Сергея Маркова. Почти у каждого поэта и писателя есть строчки, посвященные родному языку. Еще Александр Пушкин вдохновенно и гордо писал о- том, что «все должно тво­ рить в этой России и в этом русском язы­ ке». Извечный разговор русского челове­ ка о своем слове становится особенно понятен, если вспомнить, что история без­ жалостно навязала ему большое испыта­ ние — не один век быть под пятой тата­ ро-монгольских племен. И поэтому-то Пушкин с удовлетворением говорил о том, «что чуждый язык распространяется не саблею и пожарами, но собственным обилием и превосходством», что «кочую­ щее племя варваров, не имевших ни сло­ весности, ни торговли, ни законодатель­ ства», не могло принести русскому наро­ ду, культура которого и тогда была неиз­ меримо выше культуры монголов и татар, «новые понятия, требовавшие новых слов». «Как бы то ни было,— писал да­ лее Пушкин,— едва ли полсотни татар­ ских слов перекочевало в русский язык». И гордясь самобытностью своего языка, самобытностью' полной, не принявшей чуждых наслоений, поэты и писатели по­ святили своей речи немало превосход­ ных слов. «Ровесницей звездного свода» называет ее Сергей Марков в стихотворе­ нии «Я — русский», а в «Костромском говоре», не боясь, что его упрекнут в любви к старым, отжившим понятиям, пи­ шет: «И говор предков сохранив, я бере­ гу слова: «Посад», «Полома», «Коло- грив», покуда речь жива», потому что, по мнению поэта, только тот народ мож­ но считать великим, который «слово бере­ жет» так же, как Родину. Поэтому даже архаизмы, встречающиеся у Сергея Мар­ кова, так слиты с построением всей фра­ зы, мыслью ее и содержанием стиха, что создается тот настоящий, а не поддель­ ный колорит, какой дорог сердцу читате­ ля и отличает русского поэта от поэта-ка- заха или, допустим, поэта-литовца, и ка­ кой почти не встречался в творчестве поэтов последнего времени. Со всем этим нельзя не согласиться и нельзя не быть благодарным Сергею Маркову. Нежно, любовно чтит он старинные, полные древней истории, города. «Столи­ цею синеглазых трав, льняных, серебря­ ных волокон» называет он Рябинин-город и с болью говорит о его прошлом: Бродили у чужих ворот Варяги — раж и и спесивы. Татар угрюм ая волна Стремилась к н о вом у становью, Но растекалась темной кровью В полях неубранного льн а . Все это с ясной высоты. Рябинин-город, видел ты! «Видел» и выстоял, а значит дожил до революции и проводил огнем фашистские орды — вот в чем смысл этих строчек. А изумительно чистое и мелодичное по зву­ чанию стихотворение «Знаю я — малино­ вою ранью...» нельзя читать без душев­ ного трепета, так полно оно любовью к жизни, так наполнено такими названия­ ми родных мест, которые и сами по себе звучат как музыка, — Лебедянь, Обо- янь, Можайск, Мезень, Звенигород. И хотя стихотворение написано о любви, оно пронизано большим чувством родной земли, потому что и любовь, и очаг — это тоже частица ее. Невольно приходят на память строки, написанные Александ­ ром Блоком еще в начале нашего века: «Чем больше чувствуешь связь с Роди­ ной, тем реальнее и охотнее представля­ ешь ее себе как живой организм». Эти слова можно полностью отнести к ха­ рактеристике личности Сергея Маркова и его творчества. Стихотворение «Знаю я — малиновою ранью...» и другие, вошедшие в сборни­ ки «Золотая пчела» и «Земные корни», такие, как «Разметалось в изумрудном плаче», «Земля», «Пожарища алая дрожь», «Село звалось Берло», «Основа­ тели Киева»,— эго лирические рассказы из жизни народа, это — раздумья о Ро­ дине, о явлениях наиболее характерных для России. И любое из них, создает ли оно обаятельный образ Сусанина, Багра­ тиона или красного комиссара, именно этим качеством неотразимо действует на читателя. Стихи посвящены разным пе­ риодам нашей истории: и когда русские равнины дымились пепелищем и костра­ ми кочевников-иноземцев и «татар угрю­ мая волна» делила награбленное добро на земле, еще теплой от пролитой кро­ ви («Слово об Евпатии Коловрате», «Илья Муромец» и др.); и более поздне­ му времени, когда из десятилетия в де­ сятилетие русские секиры, пищали и ружья защищали города и селения от на­ бегов Европы («Сусанин», «Суворов», «Багратион»); и тем годам, когда револю­ ция, как вихрь, ворвалась в тихую за­ водь маленьких городков («Швея», «Бе­ ломорская комиссарша», «Нам жить бы с тобою в Мологе»), Революция пришла и на земли Востока с его своеобразным, от­ решенным от западной культуры населе­ нием, на земли «тысячелетнего сна». Оттого, что Сергей Марков ездил не тол'ько по России, но и по Средней Азии, разыскивая уголки, где наиболее трудно и жарко идет социальная ломка старого уклада, ему довелось много пережить и многое увидеть. Он участвовал в борьбе за установление Советской власти в глу­ хих кишлаках и казахских аулах, был свидетелем смерти и подвигов, возрожде­ ния культуры смуглого загадочного наро­ да. Сергей Марков полюбил Восток, и с этого времени он властно завладел частью его души и творчества. Много позднее, уже в зрелом возрасте, в 1957