Сибирские огни, 1964, №5
Он прислушался, поднял вещмешок. Когда он вскидывал вещме шок за спину, отсыревшие за ночь сухари мягко зашуршали. 5 Зеленая Поляна насчитывала до войны пятьсот с лишним хозяйств и значилась большим селом. Сразу после освобождения, весной сорок третьего в Зеленой Поляне встретились двое: однорукий Степан Лобов и плотник дед Матвей. В сорок пятом к осени в село вернулось уже около ста пятидесяти жителей. Одни возвращались из Германии, дру гие из армии. Они рылись на пепелищах, расчищали свои и колхозные усадьбы. На одном из первых собраний они выбрали Степана Лобова пред седателем. И теперь он вставал раньше всех, поправлял на спящем сынишке засаленный ватник, выходил из наспех сколоченной при помощи деда Матвея избы и ш агал туда, где был колхозный двор. Так повелось ис стари, еще со времени организации колхоза — собираться на наряд в одно место. Здесь лежали две огромных дубовых колоды, подпорчен ные за долгие годы гнилью. Их привезли сюда еще в тридцатом году,, когда решили строить колхозный двор. Из них хотели сделать долбле ные корыта — поить лошадей. Но как-то не дошли до этого руки, оста лись нетронутыми. Во время войны колхозный двор сгорел, колоды уцелели. И, по неписаному правилу, возле них продолжали по утрам соби раться люди. Много перемен прошумело у дубовых колод, много судеб прошло перед ними. В самом начале тридцатых годов одну из них облил своей кровью первый председатель нового колхоза Федор Кнут, и потом на этой колоде, распластавшись, обхватив ее руками, дурным голосом кричала на все село его молодая жена, рассыпав волосы и колотя голо вой о твердый, как кость, дубовый кряж . Здесь на колоде загадочно умер колхозный сторож, и в ту же ночь вспыхнула колхозная усадьба жарким огнем. Приехавший на другой день доктор, как в собственном кармане, порылся у мертвого сторожа в животе и объявил, что деда отравили. Видели дубовые колоды и горе, и радость людскую. Звучали тут шутки, от которых бабы густо рдели и начинали совестить расходив шихся мужиков, звучал хохот, заставлявший лошадей прядать ушами. Теперь редко услышишь тут смех, еще реже веселую шутку. Выбила война шутников, вытравила нужда улыбки. Даже бабы стали молчали вее. Хмуро приходили, хмуро расходились и если уж отказывались от какой-нибудь работы, то без лишних слов, и тогда бесполезно .было про сить или уговаривать. Все работали из последних сил. Степан Лобов еще никогда не замечал такой страшной жажды жить и выбиться из тяжелого положения. Работали стемна дотемна, землю копали лопата ми, и норма была пять соток. У себя на огородах женщины собирались по пять-шесть человек и пахали на себе. Пятеро тащили, шестая шла за плугом. И боронили на себе. Приехавший как-то в колхоз секретарь райкома Корчун долго на блюдал за пахави!ими женщинами издали. Секретарь райкома знал: так поступают во многих селах, но от этого ему не было легче, и он ни как не мог заставить себя подойти ближе. А когда подошел, неловко вытирая пот со лба подкладкой мятой фуражки, женщины сосредото ченно и деловито продолжали свое дело. А молодка, шедшая за плу гом, пропела:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2