Сибирские огни, 1964, №5

Неспешно, как на замедленно снятых кинокадрах, стелется под вертолетом земля. Хмурая, неприветливая. Но вот сквозь образовавшиеся просветы в обла­ ках косо рвутся гигантские снопы солнечных лучей, швырнув в озеро горсти се­ ребряных и золотых монет. Монеты не тонут, скользят по водной глади и сверка­ ют такими ослепительными бликами, что глазам больно. А впереди, на всем просторе — солнце! — до самого горизонта. Ожила земля, повеселела. Она в свежих, как будто только что наложенных художником и еще не просохших красках. Машина сбрасывает высоту. Идет совсем низко. Прильнув к иллюминатору, я разглядываю четко выделяющиеся деревья, кусты, болотные кочки. Сбоку вьет­ ся река. Удивительного цвета. И оранжевая, и голубая, и золотистая — не вода в ней, а радуга. Да это же нефтяная пленка! А вот озеро, небольшое, кругленькое— и сплошь в такой же радужной пленке. Нефть! От этого мне становится не по себе. Не радость в сердце, а боль и горечь. Оказавшись в озерах, растекаясь по рекам и ручьям, нефть приносит гибель всему живому. Помнится, красовалось у Мегиона большое озеро — пристанище перелетных стай. С рассвета до заката попискивало, крякало, перегукивалось озеро птичьими голосами. Но однажды невдалеке стоявшая буровая вскрыла нефтяной пласт. Сотни тонн густой клокочущей нефти ринулись отводными трубами в озеро... Нефть тяжело всплескивала, разъедала лед... Весной берега не зазеленели... Озе­ ро выглядело мертвым. А перелетные стаи стремились к нему за тысячи кило­ метров и, уставшие, плюхались на предательскую поверхность. Липкая нефтяная пленка обволакивала перья. Птицы не могли подняться в воздух, гибли, выбиваясь из сил, задыхаясь. Немногие выбрались на берег, чтобы остаться здесь черными, словно обгоревшими, трупиками... Напуганные стаи шли на другие озера, но и здесь блистала радужная плен­ ка... Нефть пробивалась под землей, находила выход к ручьям и растекалась, глуша рыбу. Жизнь замирала. А нефтяные фонтаны бьют, бьют, бьют, и мертвеют многие озера и реки Юганской земли... Вдали поднимаются к небу гигантские столбы черно-коричневого дыма. Леса горят? Нет! Нефть пылает. Может быть, подожжено нефтяное озеро — и снова гибель живому, и снова — потеря сотен и тысяч тонн нефти, а каждая капелька ее оплачена тяжелым трудом... — При разведках эти потери неизбежны, — спокойно сказал один из круп­ ных ученых-геологов, — приходится замерять дебит скважины... — Нехорошо, конечно,— соглашался руководящий работник геологического управления, — спуская нефть в озера, мы уничтожаем природу... Но сейчас изо­ бретена форсунка... Навинчивается она на отводную трубу... Нефть идет под дав­ лением. Поджигаем и... Я видел эти факелы — гудящие гигантским пламенем форсунки. Страшно смотреть, просто невыносимо — уничтожается народное богатство. А если эту нефть, которую выбрасывают и сжигают, чтобы определить суточный дебит сква- жины, собирать в емкости? Ведь только одна буровая в Сургутском Приобье со средним дебитом дает такое количество топлива, какое требуется для вспашки примерно сорока двух тысяч гектаров земли. Простым карандашом на простой оу- маге можно подсчитать: в минувшем году здесь, на Обском Севере, пропало столько нефти, сколько требуется для обеспечения годовых нужд сельского хозяй­ ства Новосибирской области!.. Нефтеюганск появляется неожиданно. Он выныривает из-за лесов, сверкая двумя цилиндрическими баками на берегу Юганской Оби, показывает причалы, уткнувшиеся в берег суда, улицы по взгорью и прячется за длинными дощатыми сараями, когда вертолет делает посадку. 7 На окраине поселка, где улица имени Гагарина становится дорогой, что npoj бита бульдозерами в тайгу, к буровой, стоит «Эйфелева башня». Так с улыбкой называют нефтеюганцы самый обычный триангуляционный знак. Это вышка, сколоченная из толстенных бревен, которые наращивались при помощи стальных скоб, а для усиления прочности в местах сращивания обматывались проволокой. Если стоять рядом, сооружение выглядит могучим. И очень высоким. Для того, чтобы рассмотреть верхнюю площадку, нужно запрокинуть голову и придер­ живать шляпу, иначе слетит. Стоит, однако, взобраться по зигзагоооразнои лест­ нице на десяток метров, как ощущение прочности исчезает. Вышка покачивается. Это заметно. Она скрипит и стонет. Бревна кажутся полыми они гудят. От все­ го этого сосет под ложечкой. А когда край очередной ступеньки, превратившейся в труху, осыпается под ногой, — екает сердце. Впрочем, достигнув площадки и переведя дух, забудешь о переживаниях, очарованный развернувшейся перед тобой замечательной панорамой. Слева