Сибирские огни, 1964, №5

Иван Иванович навалился корпусом на Феноту, закрыл руками лицо. Миш- ■ка ударил его раза три по спине и, ступая по растянувшимся на полу узникам, пошел в глубь барака. С приходом в блок смерти Власова люди посмелели, ста­ ли огрызаться, а некоторые прямо говорили этому ублюдку: — Плачет по тебе, собака, намыленная веревка. Все время у фашистов за пазухой не проживешь. Такие смельчаки через день-два оказывались в штабеле трупов. Иханов сра­ зу же записывал их номера и вскоре убивал. Но оставались другие... Их Миш­ ка боялся. Смертники теперь группировались возле Власова. Часто Бакланов видел с ним уже немолодого полковника Александра Исупова, который тоже был летчи­ ком, командовал на фронте авиационной дивизией. Исупов оказался в плену так же, как Власов: самолет его был сбит в возду­ хе, а он в бессознательном состоянии попал в лапы фашистов. Гитлеровцы пере­ тягивали его на свою сторону, а когда получили решительный отказ, стали гонять по лагерям и тюрьмам, подвергать пыткам и унижениям. Однажды в офицерский лагерь приехал агитатор из пресловутой «Русской освободительной армии», и гит­ леровцы предложили полковнику выступить на митинге, призвать офицеров к вступлению в армию изменников Родины. Он согласился. Но вместо агитации произнес страстную патриотическую речь, заклеймил позором предателей Роди­ ны, трусов, призвал пленных офицеров бороться против врага, не сдаваться до тех пор, пока живы, пока в груди бьется сердце. З а это гитлеровцы приговорили Исупова к смерти и водворили в двадцатый блок. Другими, близкими к Николаю Власову, были командир авиационной диви­ зии полковник Кирилл Чубенков, командир эскадрильи капитан Геннадий Мор­ довцев, штубендист Юрий Ткаченко, Володя-журналист, а впоследствии коман­ дир эскадрильи капитан Иван Битюков и некоторые другие. Они вели разговоры на самые различные темы, не вызывая подозрения Эсэсовцев и блокового, тем более, что рядом всегда находился «немецкий прихвостень» штубендист Петро Шевченко. И в «печках» часто они грелись вместе. Как-то привели четырех новеньких. Их избивали перед строем до тех пор, пока все не остались лежать на снегу. Когда эсэсовцы ушли и строй распустили, Власов вместе с другими подошел к распластанным узникам. Их подняли, обер­ нули ноги тряпками. Один из новичков, выглядевший не слишком плохо по срав­ нению со старожилами блока смерти, осмотревшись, вдруг задергался в конвуль­ сиях. Человек плакал. Власов присел рядом на корточки и горячо заговорил: — Ты что это, браток, раскис? Испугался, что ли? Не годится так, не годит­ ся... Ты ведь русский, а это многое значит... Нет-нет, браток, ты не должен ду­ мать, будто вся жизнь для тебя кончилась. Ты обязан и здесь быть солдатом. Выживем, вернемся, народ с каждого спросит, в каждом разберется. Поймут, ка­ кие здесь муки вынесли. А пока — крепись, не вешай голову, держись стойко, чтобы не ты их, а фашисты тебя, военнопленного, страшились! И они боятся нас... Да, боятся! Потому и запрятали за эти толстые стены... И новичок встал на ноги. Видно, поверил, что находится среди людей бес­ страшных, которых фашисты боятся. С приходом Власова многое изменилось в блоке смерти, хотя по-прежнему узников избивали, истязали и убивали десятками и сотнями. Но чувствовалось, что в сердцах лкрдей поселилась надежда на спасение. Юрий Ткаченко был с Николаем Ивановичем Власовым неразлучен. Пользу­ ясь своей должностью, он часто устраивал так, что один наблюдал за порядком. И тогда узники были предоставлены самим себе, могли говорить с кем угодно и о чем угодно. Власов, стоя в толпе, незаметно наблюдал за вышками, за поведе­ нием часовых. — Ну, Иван, — сказал однажды Юрий Бакланову, - - теперь нам недолго осталось мучиться. Скоро пойдем в наш решительный бой...