Сибирские огни, 1964, №5

двадцатого блока вывозят по сто двадцать—сто пятьдесят, а иногда и до трехсот трупов. Крематорий работает на полную мощность. Прижимаясь друг к другу, узники стараются согреться жалкими остатками тепла полумертвых тел. Туда, где собираются двое-трое, подходят другие, и веко ре образуется большая толпа стоящих спинами один к другому людей. Они под­ прыгивают, хлопают друг друга. Начинается так называемая «печка». Никто не знает, кем она выдумана, но, должно быть, родилось это, кажущееся мальчише­ ской забавой, занятие само собой. Люди, находящиеся внутри толпы, тесно сжи­ маемые спинами товарищей, греются минут пятнадцать-двадцать. «Печка» оправ­ дывает свое название. В ней жарко. С помятыми боками, оттоптанными ногами, но согретые теплом товарищей, выскакивают изнутри узники. «Печка» рассыпа­ ется и сразу же возникает вновь. Теперь тот, кто был только что снаружи, оказывается в середине и получас; свою долю тепла. «Печек» много, куда ни глянешь, всюду в тесном дворе, прижимаясь друг к другу, толпятся, приплясывают на месте люди. Но все это проходит тихо, бес громких разговоров. Вспотевшим выскочил из «печки» Бакланов и лицом к лицу столкнулся со своим старым товарищем по лагерям, тюрьмам и побегам лейтенантом Васили ем Садовым. Тот не лезет внутрь «печки», хотя Иван Иванович видит, что Васи лий от озноба стучит зубами. Но он все такой же, каким помнит его Бакланов еще с 1941 года, по сувалкинскому концлагерю: спокойный, уравновешенный. — Ты что, Василий, не греешься? Что с тобой? Ты болен? — спросил Бак­ ланов. — Все хорошо, — ответил Василий. Немного помолчав и улыбаясь однимк глазами, продолжал: — Еще потянем. Думаю до свободы обязательно дожить. По­ ка, слава богу, все в порядке... Лицо у Садового действительно казалось круглым, полным. Но Бакланов ви дел, что полнота эта неестественная, болезненная, понимал, что его держит на ногах только сила воли, что друг угасает стоя... — Полезай в «печку», — почти приказал Бакланов. Когда толпа рассыпалась и стала сколачиваться вновь, он пихнул Василин внутрь. Назавтра утром Бакланов не встретил Садового. Он ходил по двору, ко все!’ присматривался. Проверял одну за другой «печки», но нигде не находил това­ рища. Иван Иванович знал, что в помещении никогда днем не остаются. Больных в блоке смерти не бывает. Того, кто не может подняться утром, днем душит блоко­ вой, а его сподручные вытаскивают трупы и складывают в штабель. Туда и на правился Бакланов. Труп Василия лежал сверху, видимо, он умер ночью, и тело только что выта­ щили из барака. Лицо было таким же, как всегда, спокойным, и, казалось, на нем застыла вчерашняя деланная улыбка. Бакланов, спотыкаясь, точно пьяный, побрел прочь, туда, где толпами сколачивались «печки». Надо погреться, думал он. Надо жить. Жить, чтобы мстить. Холодно теперь было не только на улице, но и в бараке. Если летом здесь плотно закрывались окна и узники задыхались от спертого, застоявшегося, напол­ ненного испарениями воздуха, то теперь окна день и ночь оставались открытыми настежь. В помещение наметало снегу, на стенах появлялась наледь. Бакланов и Фенота по-прежнему ночевали у окна, возле самой двери. В ба­ раке стало несколько просторнее, здесь уже находилось менее тысячи узников. Новеньких приводили редко, а погибали ежедневно десятки человек. Как-то Бак ­ ланов встал ночью и закрыл створки. Он не успел сесть, как в камеру влетел Мишка-татарин. — Открой! — в злобе закричал сподручный палача и принялся хлестать Бакланова плетью, пока тот отворял окно.