Сибирские огни, 1964, №5
стое, так с километр тянется... За полем — лес сосновый, не слишком густой... Там дальше где-то Дунай течет. — По дороге движение частое? — Нет. Провинция... Соседко не принимал участия в разговоре. Он, казалось, равнодушно повора чивал из стороны в сторону лобастую голову, скользя взглядом по проходящим пленникам. Но это только казалось. Владимир присматривался к каждому: не об ращает ли он внимания на беседующих. Малейшее подозрение, и он толкнет лок тем Власова, который сидит с ним плечо в плечо. — Ограду, конечно, хорошо приметил? — снова поинтересовался Власов. Об ограде он уже знал от Мордовцева, который тоже, как и Татарников с Соседко, попал в блок смерти из общего лагеря, но хотелось еще раз все уточ нить. А может, Мордовцев что-то упустил. — Это вы о какой ограде? — переспросил Татарников. — Не об этой, конечно, — кивнул Власов головой на гранитный забор. — Тут у нас с тобой хватит времени, чтобы все хорошенько разглядеть. — Общего лагеря? — Конечно. — Пожалуй, не уступит этой, хотя и нет гранитного забора... Колючка в че тыре кола, в середине две спирали, тоже из колючки, диаметр пбдходягций, почти в человеческий рост. Снаружи ров с водой... И так со всех четырех. Только у входных ворот, где охрана усиленная, нет рва. — Та-а-ак, — протянул Власов. — Но, как говорят: «Не так страшен черт, как его малюют». Согласен? — и, не дожидаясь ответа, Власов вдруг спросил: — Сам-то откуда родом? — Сибиряк. Из Красноярского края. — О-о-о... Охотник, наверно? — Нет, Николай Иванович... Хотя, конечно, с ружьишком побродить любил в свободное время. — Татарников снизил голос до шепота. — В милиции рабо тал ... Правда, об этом никто не знает. — Ты что, Володя, в парикмахерскую собираешься? — спросил неожиданно подошедший Мордовцев у Соседко, который ощупывал пятерней свою колючую бороду-щетку. Это было сигналом об опасности. Власов встал и, печатая деревянными колодками булыжную мостовую, мед ленно пошел по двору. Татарников и Соседко посидели еще с минуту. Потом поднялись. — Потолкаемся среди людей, — сказал Татарников. Владимира Соседко и Александра Татарникова сдружила нелегкая лагерная жизнь. Они почти одновременно попали в общий концлагерь Маутхаузен, но там плохо знали друг друга. Встретились в подвале внутрилагерной тюрьмы, куда бросили их гитлеровские палачи за невыполнение режима. Затем оба оказались в этом аду. Теперь друзья не расставались ни на минуту: вместе спали, согревая один другого, делили горькую участь смертников. 39 Наступила зима. Камни мостовой покрываются свежим снегом, на колючей проволоке, что проходит по гребню каменной стены, на карнизах сторожевых вышек и барака ви сят прозрачные сосульки. Тяжело ходить по обледеневшему булыжнику, особен но тем, у кого нет никакой обуви, лишь тряпьем обмотаны ноги. Тряпки быстро изнашиваются, голые ступни кровоточат. Холодный декабрьский ветер забрасывает через забор мелкое снежное кро шево, безжалостно засыпает полураздетых смертников. Теперь каждое утро ин
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2