Сибирские огни, 1964, №4

море, и мне было весело, бездумно, легко, так легко, будто у меня крылья и я лечу медленно-медленно над морем. Мы пошли смотреть «Россию». Великолепный плавучий курортный остров! Костя сказал : «Хочешь, я возьму отпуск, и мы проедемся до Одессы?» Я сказала : «Конечно, хочу». Я немного устала. Толчея, солнце. Хотела уже уйти. Но Косте хоте­ лось посмотреть, как отчаливает «Россия». Мы остались. Вконец устав, я разгляды вала пеструю, кричащую, машущую рука­ ми, шляпами, платками толпу на всех четырех этаж ах . И вдруг увидела его. И в тот же момент, именно в тот, Юрий увидел меня. Мы смотрели друг другу в глаза всего несколько мгновений. Теплоход отходил. Юрий что-то Крикнул, поднял сцепленные руки. Только здесь я увидела рядом с Юрием высокую красивую женщину. По тому, как она пристально смотрела на меня, я догадалась , что она обо мне знает. Но сразу же о ней забыла — это сейчас, когда пишу тебе, я вспомнила все подробно; я смотрела и видела его... Томка, мне трудно объяснить, что я пережила. Почему-то раньше, редко-редко, если я позволяла себе думать о нем, мне представлялось: увижу его — и сердце у меня разорвется. А тут у меня ничего, пони­ маешь, н и ч е г о на душе. Пустота! Мне даже страшно стало от этой пустоты, а потом — даже не больно, а просто обидно, что вот из-за этого человека, чужого, совсем чужого, — сколько бессонных ночей! И самое ужасное: считать, что из-за него кончено все, вся жизнь, что он унес тепло, свет, краски и все, все... даже Костю! Не знаю, так ли в тот момент я чувствовала все это. Я ск а зал а Косте: «Пойдем, я устала», и мы пошли на набережную. Мы с трудом отыскали свободную скамейку и сели. До сих пор не знаю — догадался ли Костя, но он ни о чем меня не расспрашивал. Я сама спросила его: «Костя, ты мог бы оставить меня, если бы мне было плохо? Совсем плохо?» — «Ты с ума сошла...» Больше мы не р а з го в а ­ ривали. На набережной в воскресный день яблоку негде упасть. Я смотрела и ничего не видела. Не думай, Томка, что я так уж страдала. Верь мне. Обидно, что так долго была в нелепой зависимости от человека, который для меня... теперь... Возможно, будь я одна... но рядом сидел друг: Костя. ...Сейчас, когда я тебе пишу, девять часов. Вечер. Я жду Костю, чтобы поужинать вдвоем. Его вызвали зачем-то на стройку. Какая-то авария. Он всегда всем нужен. Всем! А мне? И мне. Кажется, кто-то идет. Наверно, он! Прости, закончу письмо в другой раз... Г л а в а тридцать первая (Вместо эпилога) За окном рентгеновского кабинета рос платан: огромный, величест­ венный и неподвижный, как монумент. Осень вызолотила его широкие узорчатые листья. Они отрывались от ветвей, долго парили в воздухе, словно знали, что отшумели, открасовались... Их прикосновение к земле напоминало тихий вздох. Григорий Наумович Вагнер сидел у окна за столом, откинувшись на спинку кресла. Природа, увядая, как бы берет реванш у жизни: деревья и кусты осенью ярко горят последним пламенем. А человек...