Сибирские огни, 1964, №4
подарок: часы. Он был, кажется, тронут. Сказал , что, кроме матери, ему никто никогда не делал подарков. Теперь мы видимся редко. Он работает в десяти километрах от до ма. Остается на ночь в общежитии. Он заботлив, внимателен. Никаких сцен мне не устраивает. Иногда мне кажется, что он охладел ко мне. На днях были у Анны Георгиевны. Он любит играть в шахматы. Всегда сраж ается с Григорием Наумовичем или Вовкой (мальчишка играет хорошо). Я подошла, стала позади него, перегнулась через его плечо и при нялась наблюдать за игрой. И знаешь, я почувствовала, как он вздрог нул: сидел неестественно, напряженно. Потом он сделал легкое, совсем незаметное движение, как бы высвобождаясь. У меня было такое чув ство, что ему неприятно мое прикосновение. Я отошла. Домой шли молча. Мы теперь всегда с ним молчим. Говорим-о с а мом необходимом. И, странное дело, на людях мы, не договариваясь, ведем себя так, что никто, за исключением Анны Георгиевны, ни о чем не догадывается. Да еще, наверное, Григорий Наумович. Ну, от этого мудреца ничего не спрячешь. Какой он чудесный человек, Томка! Костя вечером сказал коротко: «Пойду в море на ночь с ребятами порыбачить». И ушел. Томка, ты требуешь, чтобы я прекратила эту достоевщину! Но, Том ка, я сама ничего не пойму. Я даж е не знаю: любит ли он меня еще. Мо жет быть, он отправился к другой женщине? А если в море? Оно сегодня такое бурное. Я так боюсь. Мало ли что может случиться? Еще унесет далеко от берега? Или лодку опроки нет... Ох, Томка, как оно шумит! Я ни за что из-за этого шума не усну. Пиши мне, Томка, и ругай меня почаще. Твоя — без руля и без ветрил — Ася. 18 июля. Томка, мы встретились... Но нет, вечная моя манера забегать вперед — ты всегда требовала обстоятельного рассказа. Так слушай. Сегодня воскресенье. Костя д а в но обещал съездить в Ялту, показать мне «Россию». Мне вдруг захоте лось хорошо выглядеть. Я сшила себе платье лиловатое, цвета ирисов. Модное — колоколом. Надела блестящие чешские бусы. Пока я наря жалась, Костя курил во дворе. Он вошел, ахнул и сказал : «Мне даже страшно с тобой рядом идти». На улице я взяла его под руку и сказала : «Костя , ведь мы с тобой большие друзья. Правда?» — «Н е утешай меня», — он сказал это очень тихо, жестко. И тут только я подумала, что он совсем перестал называть меня Асёнкой." Мне стало обидно. Я замолчала . Но на катере — мы ехали в Ялту на катере — Костя отмяк: шутил, смеялся. Со стороны посмотришь — влюбленная парочка. И мне кажется, за все время в первый раз было по-настоящему весело. Мне было так хорошо! Внимай: вчера А. Г. ска зала , что если все дальше так пойдет, то через два года я смогу вер нуться в школу. Ты понимаешь? Нет, ты понимаешь?! Мы стояли у борта катера. Вдруг Костя нагнулся и поцеловал меня в кончик уха. Он не смотрел на меня. Моя рука л еж ала на перилах, он легонько сж ал мои пальцы. И мы оба притворились друг перед другом, что ничего не замечаем. Тебе смешно, Томка?! Ну, посмейся. Я не заставляла себя думать о том, что Костя больше, чем кто-либо другой, достоин любви. Я ни в чем себя не уговаривала . Я смотрела на
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2