Сибирские огни, 1964, №4
Разговор не клеился. Григорий Наумович с отсутствующим взглядом катал хлебные шарики, Журов пил чай. Анна вышла к Надюшке, постояла около ее кроватки, послушала. Как только она вернулась — мужчины сразу же замолчали. — В чем дело? — спросила Анна, садясь к столу и отодвигая от себя чашку. — Сознавайтесь, о чем вы тут сплетничали за моей спиной. — Мы говорили, что пора одернуть Спаковскую, — с раздражением произнес Журов. — Кто ей дал право третировать вас, да еще в присут ствии больных! — Откуда вам стало известно? — Какое это имеет значение! Не мешает ее одернуть. Она вообще относится к вам с предвзятостью. — Ах, разве во мне дело! — Анна огорченно махнула рукой. — Вы же знаете, с каким трудом я убедила Гаршина, что не все еще потеряно. А сегодня пришлось заново убеждать. Взять и несколькими словами убить человека! — Простите, Анна Георгиевна, — спросил Журов, — вы-то сами ве рите, что Гаршину можно помочь? Анна вспомнила бледное лицо Гаршина с дергающейся щекой и на минуту задумалась. — Если бы даже, допустим, я и не верила, что же мне, положиться на милость божью? Конечно, процесс тяжелейший. Меня утешает пра вое легкое. Надеюсь, очажки рассосутся. Скажите, кроме нашего кон сультанта, который, по моему разумению, должен идти на пенсию, не по возрасту, а вообще, есть на юге хирурги? Смелые! Вот о Кириллове р а з ное говорят. Но действительно он талантлив? — Безусловно. Причем, это не консерватор. — Кириллов берет на стол таких, от которых отказываются дру ги е ,— вмешался Вагнер. — Вот ты спрашиваешь, Сергей, можно ли ве рить в выздоровление Гаршина... А почему нет? В тридцатые годы в с а натории, где я работал, произошло чудо. Был тяжелейший больной, сту дент-медик. Процес — необратимый. Сами понимаете: ни антибиотиков, ни тех достижений в области хирургии, что мы имеем сейчас. Словом, мы, зная , что у больного дни сочтены, собрали деньги на похороны. Вы слышите: на похороны. У бедолаги не было родных. Никого. А он возьми да обмани нас. Выжил! Поборол молодой организм. И что бы вы дума ли? В пятидесятом году в Москве, на съезде фтизиатров, подходит ко мне один товарищ и спрашивает: «Доктор, вы узнаете?» Это тот самый, которого мы собирались хоронить! Нет, Анна Георгиевна, голубушка, не слушайте этого скептика... Верить мы обязаны до тех пор, покуда больной дышит. Вера врача — это своего рода гипноз для больного. Ваш Гаршин — это следствие грубой врачебной ошибки ,— Григорий Н аумо вич пальцами с утолщенными суставами собрал хлебные шарики, р а з мял их в мякиш и принялся лепить какую-то зверушку... — Если бы я был литератором, — снова заговорил он, — я написал бы гневный роман о врачах-ремесленниках, о таких, которые глубоко убеждены, что дипло ма им хватит на всю жизнь, которые ничего не читают и не ищут, кото рые видят болезнь, а не больного. Ах, да что говорить о врачах-ремес ленниках, врачах-служащих, вы их знаете не меньше моего. Да... я бы свой роман назвал так: «Долги, за которыми не приходят». Врач что сапер, с той лишь разницей, что когда ошибается сапер — он сам поги бает, а когда ошибается врач — гибнет больной. — Но, увы, Григорий Наумович, молодой врач не имеет, скажем, вашего опыта. — Ты неправ, Сергей. Теперь молодой врач — это совсем не то, что в дни моей молодости. Сейчас к услугам молодого врача целая армия
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2