Сибирские огни, 1964, №4

люблю тебя, жизнь» и «Если бы парни всей земли». Больше всех веселил­ ся Костя: лихо отплясывал чечетку, декламировал стихи. Даже Вагнер, по его собственному выражению, изобразил танго времен Мозжухина и Веры Холодной. Журов с Анной проводили Вагнера до дома. Сергей Александрович, когда они остались вдвоем, взял ее под руку. Они молча пошли к берегу и спустились на причал. Море бросало высокие волны на берег и, шурша галькой, отступало. Волны бухали под настилом, заставляя вздрагивать деревянные плахи. Желтый свет фонарей качался на волнах. Анне вдруг вспомнилась строч­ ка из услышанного недавно по радио стихотворения сибирской поэтессы Елизаветы Стюарт, — стихотворения о Крыме: А в бухте глухо бухает прибой... Сели на скамью. — Вы все время были такой веселой, а сейчас притихли, — сказал Журов. — Можно, я закурю? Как вы думаете: молодожены будут счаст­ ливы? — Если они действительно поженятся — будут. Анне самой показалось, что голос ее прозвучал не очень-то уверенно. И она упрямо повторила: — Непременно будут. — Вы оптимистка, Анна, вы никогда не спрашиваете, почему я не живу с семьей... — Она не ответила. Он продолжал: — Моя жена — кра­ сивая и довольно умная женщина. Кандидат медицинских наук. Будет профессором. У нее есть высокопоставленный покровитель. И, представь­ те, еще ко всему этому — она меня любит. Бывают и такие жизненные парадоксы. Я ее ненавижу и боюсь. Я в страшной от нее зависимости. У нас два сына-близнеца. Они повторили меня. У меня на груди, под левым соском, родинка, и у мальчишек такие же родинки. Она их назвала: Се­ режка и Сашка. И воспитала их так, что мальчишки души во мне не чают. Анна, что же вы молчите? Я смешон? «Какое мне дело до твоей жены, какое мне дело до ее любовника, до того, что она будет профессором. Я не хочу сейчас говорить о твоей ж е­ не, — думала Анна, — и вообще я ни о чем не хочу говорить». Она смотрела на качающиеся желтые блики в море, и в душе также поднималась то темная, то светлая волна. Черное небо уронило в воду сверкающую звезду. Боже, как хорошо! «Кажется, я пьяна. Нет, это пьянит воздух! Ветер-то, ветер: влажный, со­ леный... Сиди, дыши, радуйся...» — Анна! Ну, Анна! Чего же вы молчите! Ну, скажите хоть что-ни­ будь! «А если я не могу хоть что-нибудь», — подумала она, но вслух ниче­ го не сказала . Он взял ее лицо в свои руки, привлек к себе и поцеловал закрытые, широко поставленные глаза, потом отыскал ее свежий, нетронутый губной помадой, рот. Потом они поднялись и пошли. Под ногами легонько поскрипывал гравий. Сбоку, в канаве, запина­ ясь о камни, вполголоса журчал ручеек. Прощаясь, Журов задержал ее руки в своей. Они стояли у ее калит­ ки. Притянув ее осторожно за плечи, он сказал: — Анна, приходи ко мне завтра . Я один. Нам нужно поговорить, при­ ходи, ну, прошу тебя. Она засмеялась и сама не узнала своего смеха. Так она смеялась давно, очень давно.