Сибирские огни, 1964, №4

К счастью, у Кости в комнате топилась печь. Велев мне разуться, он одеколоном растер мне ноги. Потом стал меня поить крепким чаем. И тут я неожиданно разревелась . Он растерялся. Я до этого никогда не плакала при нем. Стоял посредине комнаты, держа в руках чайник, и все повторял: «Асёнка, Асёнка». Я ничего не могла ему объяснить и не могла остановиться. Он поставил чайник, подошел к окну и, стоя ко мне спиной, ска зал : «Асёнка, выходи з а меня замуж ?» Томка, мне до сих пор стыдно за свои слова. Н а мою глупую, ж е ­ стокую фразу : «Выходить за тебя замуж только потому, что у меня нет своего угла» , — у него было основание сказать мне, что я, неизвестно почему считая себя более тонкой натурой, позволяю себе такое. Но вме­ сто этого он сказал ... нет, не сказал , а крикнул: «Совсем не потому! А потому... Ты же знаешь, что я тебя люблю!» Потом мы очень долго молчали, и он уже шепотом сказал: «Я жить без тебя не могу». Тогда я спросила себя: ну, а я-то могу без него жить? Будет ли он со мной счастлив? Но он не дал мне говорить. С тав вдруг каким-то ли­ хорадочно оживленным, заявил, что «подло» (это его выражение) сей­ час, когда я так подавлена, добиваться от меня ответа, что у нас еще есть время, и что он завтра уезж ает на два дня в Севастополь, в коман­ дировку. А вернется, и я, обдумав, скажу ему все. Сейчас же мне надо заснуть; утром он отведет меня к А. Г., и, независимо от того, что я ре­ шу, — крыша у меня над головой будет. Он потребовал, чтобы я немед­ ленно легла спать, а сам отправился на веранду. Вход на веранду из ко­ ридорчика. Д ум ала : от всех потрясений не смогу глаз сомкнуть. Но неожиданно заснула почти мгновенно. Может, оттого, что в комнате было тепло, а, возможно, повлиял коньяк. Костя подлил его в чай «от простуды»... Я услышала: «Асёнка, Асёнка», — и проснулась. Горела настольная лампа, на абажур накинуто полотенце, и от этого — полумрак. Сразу не могла понять — где я. Незнакомая комната: тахта, на которой я спала, рядом столик с приемником, посредине столище, заваленный бог знает какими деталями и инструментами, платяной шкаф — вот и вся обстановка. Н а ­ кануне я ничего не заметила... Костя признался: неохота было меня будить (рано же, семь утра), но... соседи могут черт-те что болтать. В общем, он меня проводит к А. Г. «Если ты не хочешь совсем остаться», — добавил он, избегая моего взгляда, и, как мне показалось, с надеждой и мольбой. По дороге мы молчали. С Ай-Петри дул прямо-таки леденящий ве­ тер. На улицах, слава богу, ни души. Наши шаги отдавались в горах. Мы шли по черным провалам улиц. Ни единого огонька. Ветер за ночь оборвал сухие листья с деревьев и гонял их, царапая асфальт. Костя шел чуточку впереди, стараясь спиной загородить меня от ветра... Том­ ка, только тут, на этой темной улице, прячась от ветра з а спиной Кости, я поняла, как он любит меня и что передумал за эту ночь, пока я спала; я видела гору окурков около его раскладушки, когда мы проходили ми­ мо веранды, где он провел ночь. И еще я поняла, что нет ни одного чело­ века во всем свете, которому я была бы так нужна, как Косте. Нужна! Понимаешь: я нужна такая , какая я сейчас. И я в первый раз за все месяцы наших встреч и нашей дружбы сама взяла его под руку и сказала , что, когда он вернется из командировки, мы обо всем поговорим. Прощаясь у дома А. Г., я почувствовала: ему хочется поцеловать меня, но я побоялась, как бы не улетучилось все теп­ лое, что вдруг проснулось у меня в душе. А. Г. уже не спала; увидев меня в столь ранний час, она очень встревожилась.