Сибирские огни, 1964, №4
хо, что я думала: конец, а она, Анна Георгиевна, мой доктор-кудесник, говорила мне: нет, нет, нет... И все внушала мне: «Ты будешь жить». До тех пор внушала, пока я не поверила. А. Г. говорит, что ей повезло. А, по-моему, это мне повезло. Есть правительственное решение: лечить больных в санатории столько, сколь ко потребуется для того, чтобы человек был здоров, в общем, работоспо собен. И меня лечили в санатории восемь месяцев! Представляешь? И я ничего не платила. Наоборот: еще по больничному получала! Вот мы иногда ворчим на те или иные нехватки и частенько спра ведливо ругаем бюрократов. Но вот такое можно встретить в любых Америках? Да там этому просто не верят. Ухмыляются: «Бросьте! Про паганда!» Томка, я часто-часто теперь думаю, знаешь, о чем? Ничего я рань ше не смыслила, все принимала как должное: стипендии, туристские путевки, и даже злилась на многое. И ты злилась. Стипендии не хватает на модельные туфли, надоела давка в автобусах и очереди в магазинах. Ну, а теперь я понимаю, как много я, потерявшая родителей... не могу писать... Ну, да тебе и не надо ничего объяснять. Вот я за это и люблю тебя, Томка, что тебе никогда не надо ничего объяснять. Кончился срок моего лечения, надо было возвращаться . А куда? Я и сама этого не знала. Зн ала обо всем Анна Георгиевна, все обдумала и предусмотрела. Она ск а зал а : «Если хочешь быть здоровой, оставайся на два-три года в Крыму. Д аж е когда еще не было антибиотиков, Крым излечивал». Что мне, Томка, было думать? Я осталась. Получаю пенсию. (Те перь я инвалид второй группы, в двадцать пять лет-то!) Я нарочно в зя ла в скобки эту фразу. Я раскрою их. Вот увидишь! Но разве можно жить, не работая? А. Г. устроила меня на работу здесь же, в санатории. Не так уж легко было ей устраивать. Пришлось выдержать из-за меня целую баталию. Оказывается, жена заместителя главврача, некого Ма- зуревича (грузный дядька с тонким носом и бегающими глазками ) хо тела устроиться па эту же работу. Главврач , как это ни странно, стала на ее сторону, а мою кандидатуру отвергла под предлогом, что надо тру доустраивать местных. Думаешь, А. Г. отступила? Это не в ее х ар ак тере. Она отправилась к Татьяне Петровне, это очень пожилая женщи на. Слово «старуха» как-то к ней не подходит — подтянутая, всегда в белой кофточке, с очень молодыми глазами. Мне ее показывали. Р аб о тала она раньше старшей сестрой, много лет была секретарем парторга низации. Теперь ушла на пенсию после инфаркта. Я не знаю, о чем они разговаривали с А. Г., но мне доподлинно известно (здесь все известно, а всю эту историю мне, конечно, сообщили без промедлений), что Т а тьяна Петровна написала какое-то письмо Спаковской, и моя судьба бы ла решена. Именно — судьба. Работа — это возможность жить на юге, возможность лечиться. Знаешь, я первые дни не могла в себя прийти от радости! Я — работаю!!! Сейчас пишу тебе в библиотеке. Это огромная комната, пожалуй, даже зал. Наверное, когда-то до революции владельцы виллы устраива ли здесь балы. Венецианские окна, лепной потолок — ничего такого в нашем студенческом общежитии не было. Не было и таких чудесных картин, как та, что висит сейчас передо мной. Ее написал местный ху дожник, назвал «В есна» — типичный крымский пейзаж, — белокамен ный домик, цветущий миндаль, солнце и воздух. Так много солнца и воздуха, что хочется войти в картину и посидеть на крылечке светлого домика. Скоро и вправду весна...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2