Сибирские огни, 1964, №4
— Вы знакомы? — спросила Ася. — Еще бы! — сказал Антон. А Костя для себя перевел так: «Кто не знает этого работягу, который починяет лампы, утюги и прочую муру. Известная личность в санатории». Сашко подошел к окну и взял злополучный сверток. — Клянусь Магометом и всеми его пророками — это цветы! Костя не успел опомниться, как Сашко извлек из газеты розу. — Ох, какая прелесть! — Ася даже всплеснула руками. — Надо ее в воду, — Сашко попытался засунуть розу в вазу. — Нет, пожалуйста, ее нужно поставить отдельно. Костя, ни на кого не глядя, чуть ли не вырвал из рук Сашко розу и поставил ее в банку с водой. — Вот это я понимаю! Художественное произведение. Не роза, а целая поэма! — сказал Антон. Костя мгновенно простил ему пробор и пеструю рубашку, как он полагал, надетую специально для Аси. — Д а , все же я скажу: Ремарк — это явление! — продолжая, види мо, прерванный появлением Кости разговор, проговорил Сашко. — Если хотите знать, я никого из наших современников рядом с Ремарком не поставлю. — А Хемингуэй! — Антон, неизвестно чему улыбаясь, взглянул на Асю. — Я люблю Хемингуэя, но Ремарк меня за живое берет. Он выво рачивает человека наизнанку, показывает самое сокровенное своих ге роев .— Изо рта Сашко стремительно вылетали слова-дробины и стре ляли в одну цель. — Я не знаю другого художника, который бы так по трясал души. Костя не выдержал и громко хмыкнул. — Кажется , ты не согласен? — запальчиво спросил Сашко. — Не согласен. — По-твоему, писатель не должен говорить народу правду? — Должен. Пусть писатель мне говорит правду. Но разве это прав да, что я не человек, а червь! И что сколько бы я ни пыжился, а подстав ляй голову и сдыхай, как червь, на которого наступили. А я не хочу сды хать! И пусть Ремарк мне это не доказывает. — Браво ! — воскликнул Антон. Костя не понял, смеется он над ним или на его, Кости,-стороне. Но он еще больше взъярился. — Позволь, а ты «Триумфальную арку» читал?— горячился Сашко. — Ну, читал. — И все, о чем думает Равик , что он делает — разве тебя не трогает? — Ну, допустим, трогает. — Вот видишь! — Ничего не видишь! Только этот Равик умнейший человек, и об разование у него побольше, чем у других, а что он делает?! Разве он не соображает, что если одну гадину убьет, так от этого ничего не изме нится?! — Позволь... — Чего позволять-то! Мне твоего Равика ж аль , а я его не жалеть, я его у в аж ать хочу... Понимаешь? — Но надо побыть в его шкуре. Он ведет себя геройски. Ты неправ, Костя, ты судишь Равика с позиций советского парня. Ты должен по нимать, какая там обстановка... Ведь если писатель раскрывает перед тобой безысходность, все страшное, что порождает фашизм, этим самым он уже за торжество правды...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2