Сибирские огни, 1964, №4
Обычно он с девушками держался самоуверенно. Может, потому,, что они не были такими, какой должна быть его девушка. В присутствии Аси он испытывал непонятное смущение. Злился на себя за это смуще ние и, чтобы скрыть его, разговаривал резче, чем хотелось. После того посещения кино он впервые в жизни плохо спал ночь. Ему казалось — она его презирает и совершенно откровенно д ал а • это понять. Решил больше к ней не ходить. Какого дьявола он будет навя зываться! И не выдержал: прибежал к ней ночью. Старался не думать, что у нее был муж, с которым она почему-то разошлась. Возможно, поссорились и помирятся — так тоже бывает. К сожалению. А если она вернется к мужу?! Так он докажет, кто из них— истинный друг. Как он это сделает — Костя реально не представлял. Во всяком случае, о его переживаниях она и не узнает. Он согласен на что угодно, лишь бы иметь право видеть ее. Так думал Костя, леж а на пляже. Никогда он еще не переживал такого отчаяния, как в те ужасные минуты, покуда мчался от пляжа до санатория, в котором умирала его беззащитная Асёнка. Увидев на двери белый лист бумаги с надписью: «Не входить», он решил — все кончено, и осторожно открыл дверь. Славу богу! Дышит! Он не видел ее изменившегося и подурневшего лица. Видел одни глаза, жалость и нежность захлестнули его. Чего он не сделал бы, что бы спасти ее! Но он ничем не мог ей помочь. Оставалось одно: ждать! И он ждал у нее под верандой. Была одна надежда на Анну Георгиевну. «Ну, спа си ты ее! Спаси! — мысленно молил он. — Все зависит от врача. Пусть она меня никогда не полюбит. Пусть только живет. Пусть я умру. Пусть только она живет!» Вечером вернулся на свое дежурство под Асину веранду. Костя не мог не заметить, что стал предметом особого внимания. Он все время натыкался на любопытствующие взгляды; однажды кто-то даже бросил ему в спину: «Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте». Будь это в другое время и по иному по воду, он бы поставил на свое место этих любительниц совать свой нос в чужие дела. А сейчас ему было все равно. Он ходил по дорожке вдоль веранды: тридцать шагов туда, трид цать шагов обратно; проклинал медицину и ожидал от нее чуда. К Асе его больше не пускали. Не вытерпел: пошел к Григорию Наумовичу. Старик сидел в кресле с высокой спинкой и, как обычно, читал. От всей его комнаты, заставленной книжными полками и громоздкой об шарпанной мебелью, веяло стариной. Новое здесь — только книги. Ко стя всегда смотрел на них с завистью, но сейчас не до книг. — Скажите мне только истинную правду: она будет жить? — спро сил он без всяких предисловий. И Вагнер не удивился. — Костя, Анна Георгиевна не позволит ей умереть. Она сделает все возможное. — А невозможное?! Только правду! — Разве я тебя когда-нибудь обманывал? — Нет. Анна Георгиевна сможет сделать это самое... невозможное? — У нее, кроме знаний и опыта, есть еще сердце. Можешь на нее положиться. Это я тебе говорю. — Спасибо! — Костя первый раз в сутки с облегчением вздохнул. — Ну, положим, благодарить-то меня не за что, к сожалению, моя стенокардия привязала меня к креслу. Будь добр — сядь! Мне довольно трудно задирать голову.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2