Сибирские огни, 1964, №4

Журов, поманив ее и Дору Порфирьевну, что то долго им говорил, а потом увел обеих. Скоро он вернулся: — Идите, Анна Георгиевна, я побуду здесь. Не бойтесь, детка, мне можно довериться, — сказал он Асе и снова обратился к Анне: — Ведь правда, доктор? — П равда . Журов тихонько сжал ей пальцы, беря из рук иглу... ...В квартире царил тот беспорядок, который бывает обычно, когда дома одни дети. Вовка лежал вниз лицом на раскладушке и, подперев кулаками щеки, читал. Заплаканная Надюшка сидела за столом над тарелкой манной каши. Увидев мать, она всхлипнула и, кончиком языка подобрав слезинку, скатившуюся на верхнюю оттопыренную губу, по­ ж аловалась : — Мам, Вовка велит кашу есть, а каша невкусная, одни комки и ^ез соли. И еще всяко обзывается. Сказал , что я дохлая кошка. — Ничего я ее не обзываю. Сказал , что не будет есть — станет, как дохлая кошка. А она — в слезы. Тоже придумала... как его... метод. — Никакой не метод. А м ам а не велит лежа читать, а ты чи­ таешь. Вот! Анна устало опустилась на стул. — Перестаньте, дети, ссориться. Вовка , вглядевшись в широкое, как-то сразу постаревшее лицо м а­ тери, спросил: — Что у тебя, опять тяжело больной? Да? — Д а , Вовочка, очень тяжелая . — Это вот та... ну, которая... — он хотел сказать «красивая», и по­ стеснялся, — которую ты в Сибири еще лечила? — Д а , да . Это тетя Ася. — Мам, она не умрет? — Надюшка, широко раскрыв глаза, смот­ рела на мать. — Д ура ! — сердито бросил Вовка . — Вова ! Я сколько раз просила... — Не буду. А только зачем она со своими дурацкими вопросами?— За спиной матери Вовка показал Надюшке кулак. Когда ребята голодны, — всегда ссорятся. — Сейчас я вас покормлю, — сказала она, поднимаясь. Вовка засуетился. — Ты о нас не беспокойся. Я уже поел. А эта мадемуазель... — Вот опять! Опять обзывается. — Д а замолчи ты. Сиди, мама. Я сам. — В голосе Вовки грубова­ тая ласка. Как все подростки, он стыдится проявления нежности. — Хо­ чешь, яичницу поджарю? Знаешь, какая яичница? Железная! — М ама , а ты не велела ему говорить — «ж елезная» , а он говорит. — Ох, и ябеда ты, Н а д ь к а !— сверкнул Вовка карими, отцовскими глазами. — И вовсе не ябеда. А раз я ябеда, так ты — пижон, — сказала и испугалась: не знала значения этого слова. Прикрыв ладошкой рот, умильно глянула на мать. Но почему-то мама и Вовка молчат. Мама сидит, опустив голову. А Вовка тоже не обиделся, побежал го­ товить свою железную яичницу. Интересно, а почему она железная? Как ее тогда жевать?.. Вовка вернулся, стал накрывать на стол.