Сибирские огни, 1964, №4

кулеза. Конечно, я виноват. Тосковала она по мне. А я, идиот, себя гор­ дым считал. Как же: помощи не прошу! И раз никому нет дела до меня, так и писать не буду. Страдалец несчастный! Д а... Так меня смерть мате­ ри перевернула, что я больше года в госпитале провалялся... — Костя вздохнул. — Потом меня демобилизовали. Путевку в зубы — и отправи­ ли в Крым. Лечил Вагнер. Я вам о нем говорил. Григорий Наумович сказал: «Оставайся в Крыму, если хочешь быть здоровым». Мне и самому уезжать не хотелось. Да и куда поедешь?! В кармане ни шиша! Пришвар­ товался здесь. В плавание меня из-за окаянной чахотки не брали. Надо было перестраиваться на сухопутную жизнь. Пошел землю кайлить. Ни­ как не мог привыкнуть, забывал , что больной. Перестарался. И сдрейфил. Если хотите знать :’ старушка, у которой я жил на квартире, три месяца меня выхаживала. И ведь за здорово живешь. Мне хлеба не на что бы­ ло купить. С Григорием Наумовичем они меня кормили... Вот как... Поднялся и сказал себе: черта с два! Не меня чахотка доканает, а я ее! Стал закалять себя! Занимался гимнастикой. Григорий Наумович и на­ доумил в электрики пойти. Он хоть и говорит, что ничего за меня не хло­ потал. Но меня он не обманул. Бывают же такие люди чудесные! Устро­ ился в санаторий. Вот и все. — Костя, я хочу вас спросить... Только чур, не обижаться. — Догадываюсь: вы хотите спросить — удовлетворяет ли меня по­ чинка утюгов. Так, что ли? — Ну, не совсем так. В ас не тянет отсюда? Ведь в другом месте, где- нибудь на заводе... — ...я нашел бы более интересную работу,— закончил за нее Костя.— Я не могу вам ответить так: да-да, нет-нет. Во-первых, я хочу оконча­ тельно вылечиться. У меня еще весной был небольшой рецидивчик. — Вот видите: даже здесь, в Крыму! — Ерунда! Все было по моей вине. Потом я пристрастился к морю. Мне кажется, я без него не смогу жить. Я почти все свободное время про­ вожу в море. Я люблю книги. У меня приемник. Слушаю весь мир. Жизнь сейчас такая: успевай, смотри, слушай. Пищи духовной хоть отбавляй. Так что... Но я все о себе и о себе. Расскажите вы что-нибудь. Если дове­ ряете. Костя встал и, отойдя от скамейки, прислонился к дереву. Чиркнула спичка и на миг осветила его резко очерченный подбородок. Примолкнувшие было цикады — будто они прислушивались к Кости­ ному рассказу — снова ударили по натянутым струнам. Ася молчала. — Если не хотите, не надо. На откровенность вообще-то не навязы­ ваются. — Огонек папиросы прыгнул вверх. — Я - У меня был муж... Артист... Ну, а потом... Мы разошлись, что­ бы он мог... Но все равно, я его... — Она умолкла. — Вы, кажется, дрожите. Я совсем вас заморозил. Пойдемте, я до­ ставлю вас на веранду. В эту ночь она заснула под утро. А когда проснулась, слепящее солнце заливало веранду. На столе под салфеткой стоял завтрак. Н авер­ ное, не захотели ее будить. Ничего себе — одиннадцатый час! Зато нет привычной усталости. И голова совсем свежая. Надоело лежать и лежать. Лея поднялась, натянула халатик. Подумав, открыла шифоньер. Вот спа­ сибо Александре Ивановне. Позаботилась. Ведь ей тогда ничего не нуж­ но было. Что, если надеть платье из пестрого ситца? Широковато немно­ го. Неважно. Затянем потуже ремешок. Как это у Светлова... «Наши де­ вушки ремешком подпоясывали шинели...» Они-то не покорялись обстоя­