Сибирские огни, 1964, №4

не «рвал страсти в клочки» и не «потря­ сал уши партеру». «Иловайский играл с большой чисто­ той, целомудрием, не позволяя себе ни одной фальшивой ноты, — писала дра­ матург Александра Бруштейн, приехав­ шая в Новосибирск в 1941 г., — ...игру его поддерживал прекрасный,, дружный ансамбль актеров, исполнявших строй­ ный, умный и талантливый замысел по­ становщика Веры Редлих»1. А. Бруштейн самой высокой похвалой отмечала исполнение А. Н. Леграна, иг­ равшего короля Клавдия красивым, здо­ ровым парнем, обжорой, жадным до зем­ ных радостей, поэтичную Офелию — М. Вячеславову, пылкого Лаэрта — Н. Михайлова, благородного Горацио — С. Бирюкова и в особенности К. Г. Гон­ чарову — Гертруду. Это была «пышная красавица лет под сорок, женщина в полном цвету, налитая земными соками, как спелый плод. Такая королева впол­ не правдоподобно могла быть влюблена в более молодого мужчину, быть в связи с ним, могла желать гибели своему мужу и участвовать в его убийстве». Через 15 лет (в 1956 г.) В. П. Редлих снова возвращается к постановке «Гам ­ лета». За эти годы были хорошо постав­ лены «Чайка» и «Зыковы», а также це­ лый ряд классических и советских пьес. Но трагедия оставалась редкой гостьей в руководимом ею театре. Удается ли на этот раз спектакль? Ведь нет уже в живых великолепного художника С. Бе­ логолового, талантливо оформившего первую постановку «Гамлета», нет и С. Иловайского. На роль Гамлета назна­ чен Н. Ф. Михайлов, актер уже далеко не молодой. Сумеет ли артист преодо­ леть большую разницу лет, играя юно­ шу, едва вступающего в жизнь? И вот спектакль... Михайлов неузна­ ваем! Стройный, подвижный, в белой рубашке с открытым воротом, он, конеч­ но, не юноша двадцатилетний, но в его стремительности, страстности, быстрых переходах настроения, в его пластике, в умении фехтовать чувствуется энергия молодости и изящество человека благо­ родного и тонкого. Но прежде всего и после всего запоминается его голос, — а ведь большие мастера сцены считали отличный голос обязательным качеством для исполнителя этой роли. Михайлов—Гамлет не только мысли­ тель, — в самом мышлении его столько страстности и силы, что мысль превра­ щается в действие. Своей мыслью Гам­ лет, как шпагой, поражает врагов. И если уж попытаться вместить в одно сло­ во содержание образа, созданного Ми­ хайловым, то это слово — «борец». Почти одновременно на новосибир­ ской сцене был показан другой «Гам­ лет» — в постановке театра им. Маяков­ 1 А . Б р у ш т е й н . С траницы п рош ло го . М ., 1956, стр . 296. ского. В игре артиста Е. Самойлова, вы­ ступавшего в главной роли, чувствовав лось крайнее нервное напряжение. Его Гамлет порой становился неврастенич­ ным. Зрителя не покидало ощущение, что артист играет какого-то необыкно­ венного человека, живущего мыслями и чувствами, не свойственными простым смертным. Поэтому трудно было соотно­ сить все происходящее на сцене с тем, что происходит в нас самих. На наш взгляд, Самойлов —• при всей талантли­ вости исполнения — очень мало расска­ зал нам о том Гамлете, черты которого есть в каждом человеке. Михайлов, напротив, играл Гамлета земного, близкого нам, выражая в обоб­ щенной форме душевное состояние со­ временников. Он не боялся быть обыкно­ венным и простым, потому что одновре­ менно он был необыкновенным и возвы­ шенным. Не проходить мимо зла, чувст­ вовать свою ответственность за судьбы самых близких и человечества в целом, отстаивать справедливость при любых условиях, не боясь самых больших жертв, — вот о чем, прежде всего, за­ ставлял задуматься этот образ. И имен­ но в этом, а не только в умении артиста мыслить вслух заключалась сила воздей­ ствия Гамлета — Михайлова на зри­ тельный зал. Здесь мы увидели в Михайлове незау­ рядного актера. Артист с большой силой выразил тему жизни и смерти, тему ве­ ликого назначения человека, дела кото­ рого переживают самую смерть, уравни­ вающую шутов и королей. Неслучайно сильнейшим местом роли явилась сцена на кладбище и монолог Гамлета с чере­ пом Иорика. Единственный наш упрек в адрес Ми­ хайлова заключается в том, что актер приглушает внутренний разлад Гамлета и те места роли, где Гамлет обличает са­ мого себя за нерешительность, звучат менее искренно, чем все остальное. Ме­ жду тем, Гамлет — при всей своей силе и энергии — немыслим без борьбы с са­ мим собой, без трагедии бессилия. В этом диалектика образа. В этом — отли­ чие Гамлета от многих других, столь же волевых и активных героев Шекспира. Играть Гамлета без раздирающих душу противоречий — все равно, что играть Отелло только доверчивым, но не рев­ нивым. Успех Н. Михайлова в заглавной роли определил и судьбу спектакля в целом. Достойными партнерами его являлись Е. Агаронова — Гертруда, В. Лиотвей- зен — Клавдий, А. Беляев — Горацио, А. Аржанов — первый могильщик. И хо­ тя ансамбль был не до конца выдержан­ ным, хотя оформление художника П. Ко­ валенко было менее удачным и менее образным, чем оформление С. Белоголо­ вого, в целом спектакль имел успех у новосибирцев и стал этапной работой театра.