Сибирские огни, 1964, №4
■этими справедливыми соображениями ■следуют поступки. Готовность к испыта ниям и стремленье много знать видны в стихах, рассказывающих: о посевной, о ■дороге, о целинных знакомствах, о встре чах на улицах и в домах родного города. Правда, встречи эти бывают разного порядка. В «Досках почета» поэт раз глядел многое: мастерство и неутоми мость плотников, доярок, слесарей. А стихотворение «В квартире властвует ремонт» — это лишь упоминанье о до машних неурядицах, материал для жало бы в домоуправленье. В «Дарье Захарь- евне» читатель находит умную и выра зительную характеристику человеческой судьбы, за которой угадывается боль шое жизненное содержание. А в стихо творении «Дом обуви» играет в волей бол» — беглую зарисовку. Неравноцен ность этих стихов очевидна. Можно предположить, что этот стихо вой репортаж есть не что иное, как «из держки» все того же, по своему сущест ву доброкачественного и плодотворного стремления к достоверности. Факты, не включенные в цепь высокого поэтическо го напряжения, не ставшие звеном {именно так назвал Куняев свою первую книгу) целостного ряда образов, в конце концов остаются лишь грудой подробно стей, увы, так и не слитых воедино, не сочетающихся в стиховой строке. То же происходит, когда поэт, — должно быть, опасаясь орнаментальных излишеств, — добивается крайней обна женности стиха, когда сдержанность пе реходит в сухость, а деловитость в аске тизм, в самоограничение. В стихотворе нии «Фламинго» поэт и ведет речь о своей готовности пренебречь необяза тельными красотами. Ему очень хоте лось посмотреть невиданных птиц, при летающих к Кургальджинскому озеру из Индии, но 1 . . .с к а з а т ь откровенно , в з а б о т а х се р ь е зны х — е бы то вы х , в культм ассовы х , в х л ебор обны х З а б ы в а л я этих к р аса ви ц се зонны х , З а б ы в а л я об этих т ел ах инородных . Поэт так и уехал, не повидав фламин го, да еще заявив, что совсем не сокру шается по этому поводу, а между тем ему снились «Розовокрылые птицы, тан цевавшие медленный-медленный танец». И конечно же, недаром он их именем на звал стихотворение. Нарочитая тяжеловесность (а мы уже знаем, что Куняев может писать и пи шет совсем по-иному) приведенных строк й нарочитый отказ от Кургальджинских чудес здесь имеют одно и то же назначе ние, один и тот же смысл. И право же, в этой решимости пожертвовать чудесами ради забот есть что-то от тех времен, когда некоторые горячие головы атако вали лирику во имя поисков «речи точ ной и нагой». Они. забывали о том, что точность речи и ее лирическая напря женность Такие же надежные союзники в стихе, так же дружат меж собой, как деловые заботы и головокружительные чудеса в реальной действительности. В наши дни подобные заблуждения рассеиваются быстро. Сам же Куняев с увлечением пишет и о веселых зеленых берегах, лютиках, незабудках, и о со звездии. Волосы Вероники с оранжевы ми лучами. Но тем досаднее видеть, что порою он начинает сдерживать свое пе ро, глушить, обесцвечивать свой стих, выставлять напоказ его скелет. Леонид Мартынов, которому Куняев посвятил своих «Фламинго», хорошо сказал об архаизме кубистских форм, о победе струистых линий в технике и в искусст ве. А струистость в поэзии предполагает •многоцветное, раскованное, мелодиче ское звучание стиха, его крылатость... Сильных, красивых, высоких слов и не может чураться поэт, провозгласив ший «необходимость песни». Когда Ку няев изображает вступление своего сы на в жизнь, находя при этом интонации и возвышенные, и нежные, и усмешли вые: когда он говорит о чудесном «пре вращении» своей руки в руку любимой: когда он воспевает «скорости великих революций», мы опять и опять уверяем ся: именно это свободное движение — не от локтя, а от плеча! — было, есть и будет по сердцу и по стати нашей поэ зии. П у с ть н есет меня им вопреки На невычисленны е орбиты Н е и зв е с тн ая скорость строки , __ так завершил свою книгу Куняев. В этих словах — не только задор моло дости, но и энергия работника, уже на чинающего узнавать и свои силы, и раз меры ответственности, им на себя при нятой. У М. Демина в его новой книге «Па раллели и меридианы» и в «будничной», в рядовой строке живет нетерпеливая жажда созидательного действия. Свою «лирическую поэму» он заключает ди намической картиной: . . .С к в о з ь о б л ак а , . С к в о з ь ветер боя З ем л я гл а з ам иных миров Д о л ж н а теперь п р ед ст ать не голубою , А красной — о т строи тельны х ко с тро в . Вот черта, характерная для многих сегодняших стихов планетарного разма ха! Она резко отличает их от той поры, когда поэты «планеты перекидывали как комья», уходя от земной «прозы» в меж звездные пространства. Нынче же и на слова, сказанные о космосе, ложится отблеск реальных дел и забот, которые тревожат работников самых что ни на есть «наземных» профессий.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2