Сибирские огни, 1964, №4

рятся все больше. А он сидит безвольный, безучастный, длинными ис­ сохшими пальцами приглаживает непослушные волосы. — Что-то плохо у меня с сердцем, — виновато говорит он. — А ды­ шу я как будто свободнее. — Да, да, — торопливо подтверждают врачи. — Дела ваши идут отлично. В легких опасности совершенно никакой, сердце теперь тоже быстро наладится. Уедете на юг, и наладится. Старший из них, Лошкарев, в конце дня докладывает жандармско­ му ротмистру о результатах обследования. Тот, покручивая ус, внима­ тельно вслушивается. — Так, так, господин Лошкарев. Понятно. Понятно. Думаю , теперь генерал-губернатор с вашим мнением согласится. Ну, что же... Меня ин­ тересует, однако, еще, на что в данном своем состоянии способен будет на юге, предположительно в селе Ермаковском, ссыльный Ванеев? — Он способен только доехать до Минусинска. И лишь в сопровож­ дении жены. З а большее я уже не ручаюсь. Ротмистр снова задумчиво крутит ус. — Благодарю вас. Вы свободны, господин Лошкарев. Врач немного ошибся. Ванеев доехал до Ермаковского. Больше того: навестил в Шушенском Владимира Ильича. Больше того, хотя и лежа в постели с высокой температурой, при­ нял затем у себя на квартире всех своих друзей. Они собрались здесь для того, чтобы выразить свой «Протест семнадцати ссыльных социал- демократов» против оппортунистического «Кредо» группы «экономи­ стов», пытавшихся идейно разоружить рабочих. Анатолий Александрович вслед за выступлением Владимира Ильича первым произнес пламенную речь в поддержку его доклада, одним из первых подписался под резолю­ цией. Было это в средине августа. ...А в сентябре в сосновом бору за селом товарищи Ванеева насыпали невысокий холмик земли. Еще немного спустя на этом холмике появилась чугунная плита со словами: «Анатолий Александрович Ванеев. Политический ссыльный. Умер 8 сентября 1899 года 27 лет от роду. Мир праху твоему, Товарищ». Эти слова продиктовал мастеру-литейщику Владимир Ильич. ОМСК Юрий КОВАЧ В МОСКВУ Заштрихована даль бледная молодых березок мелками... Ой, как медленно, ой, как медленно огоньки деревень мелькают. Поезд, друг! Ну, прибавь немного. До Москвы ведь мало осталось. Отчего ты стоишь так долго на разъездах и полустанках?! Поезд, милый, рванись грудью! Ветер сдавшийся рухнет в траву. Понимаешь, как медлить трудно, если едешь всю жизнь в Москву!