Сибирские огни, 1964, №4
— Ника, милая, ты привезла мне жизнь, здоровье, силу, — без кон ца повторял'Ванеев. — Теперь я способен любую гору свернуть. — Толенька, вот когда мы с тобой действительно вместе, — счаст ливая, шептала и Доминика. — Железные решетки не стоят больше между нами. И я уже не «невеста» — я жена твоя. Они не думали в тот час о формальностях. Но прошло всего несколько дней, и оказалось , что без соблюдения необходимых формальностей Доминика не имеет права поселиться в квартире Ванеева. — Как? Чтобы всякие там городские сплетницы чесали на твой счет языки! — ужаснулся он, когда узнал об этом. — Ника, милая, мы непре менно должны обвенчаться. И вообще, мало ли что со мной может слу читься. Будет сын... Н а свадьбе, кроме положенных по обряду свидетелей, не было ни кого. Фамилию она оставила свою. Вернувшись из церкви домой и вертя на пальцах обручальные кольца, они шутили: — Ну вот, наручники на нас уже надели. Что же, теперь снова оче редь за тюрьмой? Шутка вдруг обернулась суровой действительностью. Холодным ноябрьским днем, когда над стылыми улицами города металась колючая пурга, в дом к Ванеевым явился полицейский. Спе циальной повесткой госпожа Труховская вызывалась в суд. Доминике очень нездоровилось, и Анатолий пошел ее проводить. — Мы скоро вернемся, — сказал он хозяйке дома. . Но в суде огласили пересланный из Петербурга по делу «Союза борьбы» приговор, согласно которому Д. В. Труховская за распростра нение листовок и воззваний к рабочим подвергалась трехмесячному тю ремному заключению, а затем еще на два года отдавалась под гласный надзор полиции. Прямо из здания суда, под штыками, Доминику отвели в тюрьму. — Послушайте, да послушайте вы! — негодовал Ванеев, изо дня в день обходя все канцелярии енисейского начальства. — Где же логика, где справедливость? С аж ат ь человека в тюрьму, когда он сам добро вольно последовал в ссылку! — Приговор подлежит исполнению. А что мадам Труховская добро вольно последовала в ссылку — это ее личное дело. Телеграммы в Иркутск, в Петербург, в высшие инстанции, знако мым, друзьям. Ванеев изнемогал в тяжелой борьбе за судьбу жены. Он по себе знал, как страшно разрушает здоровье тюрьма, и еще знал, что енисейская тюрьма намного хуже тех, в которых приходилось томиться ему самому. А Доминику взяли под стражу уже больной. В эти долгие месяцы глухого, беспокойного одиночества Ванеев с особой остротой почувствовал свою оторванность от друзей. Письма из Нижнего, из Москвы, Петербурга добирались в Енисейск зимой месяца ми, немногим короче оказывались сроки для корреспонденции, идущей из Минусинского округа. А как хотелось бы теперь, в особенности те перь, находиться поблизости от Володи Ульянова! Там, в Шушенском, Тесинском, Ермаковском,— кипит работа. «Сою за борьбы» нет, но борь ба против самодержавия продолжается. Нет, нет, во что бы то ни стало нужно добиваться перевода туда, к друзьям ! Только бы вышла скорей из тюрьмы Доминика, только бы не подкосила снова болезнь. От Ульянова приходили хорошие вести, там хлопочут: «...я твердо верю, мы добьемся успеха. Глеб и Базиль подняли на ноги кого только можно». Упорствовал иркутский генерал-губернатор. От него зависело очень многое. Петербургское начальство не находило нужным навязывать ему
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2