Сибирские огни, 1964, №4
А разве один Салатов так мужественно вел себя в фашистском плену? Сот ни тысяч солдат и командиров Красной Армии оставались до конца верными своему долгу перед Родиной, умирали, но не сдавались...» 18 — Свято место пусто не бывает, — сказал Виктор Корниенко, когда в штрафной изолятор, где они с Фенотой заканчивали свой срок, втолкнули ново го узника. Он был высок ростом, в плечах — косая сажень. Выглядел неплохо: загоревший, не очень истощенный. Только лицо избито. Правый глаз распух, затек, веко не открывалось: на руках — следы только что снятых кандалов. — Да-а-а, — протянул новенький вместо знакомства. — Неудачно... — Помолчал секунду и снова, в каком-то раздумье, проговорил: — Ну, не беда. — А вы, кажется, где-то на пляже загорали, — заметил Иван Фенота. — Подышал немного свежим воздухом... Там, на улице, ребята, так хоро шо, что без «настоятельной просьбы» эсэсовцев я бы сюда ни за что не вернулся. — На свободе был? — догадался Корниенко. — Погуляли малость... Всего неделю. Схватили... Бежать проще, нежели потом укрыться от глаз полицаев, эсэсовцев и всякой другой сволочи. — Давай, браток, рассказывай о всех своих ошибках, — попросил Фено та. — Ведь ты вроде бы в разведке побывал... — Ушли мы вдвоем, ночью, прямо отсюда, из жилой зоны. Шмыгнули под проволоку, предварительно два нижиих ряда перекусили пассатижами. Все бла гополучно. К рассвету отмахали километров двадцать. На дневку залегли в гу стом кустарнике. Ночью снова отправились в путь. Ориентировались по звездам: направление строго на восток, к чехословацкой границе. Это самый ближний и самый верный путь. Достигнешь Чехословакии, считай — дома. Там русских ни кто не выдаст. Уклонишься на десять градусов, попадешь в Австрию. А это поч ти верный провал. На четвертый день залегли во ржи. Неподалеку виднелась сельская усадь ба, утопающая в саду. Намаялись за ночь, голод мучает... уснули. А какой он, сон? Нервы натянуты, как струны — тронь, запоют. Слышим, кто-то окликнул: — Камрад! Подхватились. Видим, стоит на коленях перед нами пожилой человек. Лицо такое честное, и добрый взгляд. — Что же вы, — говорит, — залегли здесь? Рядом дорога. Поймают бы стро... Ползите ко мне в фольварк, спрячу, накормлю... Мы переглянулись: что делать? Лицо у немца вроде честное, взгляд добрый... Он пошел прямиком, тропкой, а мы — была не была — поползли по ржи. следом. Привел он нас в усадьбу, в какой-то подвал закрыл, а сам вышел. «Ну, ду маем, все теперь: сами в каменный мешок залезли. Сейчас приведет полицию или эсэсовцев, и наша песенка будет спета». Через полчаса открывается дверь, входит хозяин дома, за ним женщина. В руках — таз с водой, полотенцем, мыло, бритва. Мы стали приводить себя в порядок. — Вот теперь хорошо, — заметил немец... — Вам надо оставить это, — он указал на наше потрепанное обмундирование. Женщина притащила поношенную гражданскую одежду. Мы переоделись. Нас накормили, снабдили продуктами на дорогу. А когда стемнело, хозяин усадьбы вывел нас в поле и рассказал, как безопаснее пройти в сторону чехог словацкой границы. — Если бы все встречные были такими... — заметил Виктор. — В том-то и дело, — согласился беглец. — Вы это крепко запомните — не все... Дня через два у нас кончились продукты. На зорьке мы и зашли в один
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2