Сибирские огни, 1964, №4
— Вот поправлюсь малось,— перебил его Фенота,— и — снова... На этот раз они меня уже не поймают... Брать надо прямее от лагеря, на восток. Слева останется город, справа — воинские части. Надо прошмыгнуть между городом и этим гарнизоном... Мы малость уклонились вправо. Несмотря на трагический исход побега Феноты и его товарища, все поняли, что бежать из плена можно. Командиров после двадцатидневного перерыва снова стали выводить на работу. Иван Фенота отлеживался на нарах. Товарищи подкармливали его: кто гнилую картошку принесет, кто брюкву, кто корень сахарной свеклы. Однажды избитыми вернулись с работы Виктор Корниенко, Иван Бакла нов и Аркадий Ткаченко. — Что такое? — испугался Фенота. — Неудачное повторение твоего опыта,— ответил за всех никогда не уны вающий Виктор. Корниенко, Бакланов и Ткаченко действительно хотели уйти тем же спосо бом, что и Фенота. Под вечер, перед самым окончанием работы они нырнули в нишу бурта. Расчет был прост: если после построения людей пересчитают и спохватятся — они выйдут: задержались, мол... Они слыхали, как строили плен ников, как начали их считать по пятеркам, как обнаружили недостачу. Солдаты сразу же бросились в ниши. Бакланов вышел навстречу, держа в руках несколь ко гнилых картофелин. Один из гитлеровцев ударил его прикладом-, сбил с ног. Так и гнали их возле строя до самого лагеря: поднимется кто — снова сби вают с ног прикладами, катят пинками. У ворот колонну встретил сам комен дант. Один из солдат доложил ему о случившемся. Шопа молча начал пинать са погами распластанных на земле командиров, раза по два хлестнул каждого плетью. Повернул строй лицом к беглецам: — Каждый из вас должен оставить мысль о побеге, — сказал фельдфе бель.— Видите, что из этого получается. Никто отсюда не уйдет. За попытку к побегу впредь буду расстреливать. Может, комендант и поверил, что пленники собирали в нишах гнилую кар тошку... — А дураки все же вы ,— выслушав рассказ, сказал Фенота.— Разве можно повторять один и тот же вариант?! Надо что-то другое придумывать... 10 Из-за эпидемии тифа немцы на территории лагеря появлялись редко. Он11 заходили сюда лишь- для того, чтобы сделать поверку. Вскоре перестали выгонять даже на работы. Смерть косила людей. Каза лось, вот-вот лагерь опустеет. Аркадий Ткаченко в свободное от поверок время забирался на верхние нары и что-то писал. Он ухитрился пронести в лагерь тетрадку и огрызок каран даша. — Не стихи ли сочиняешь? — спросил как-то Бакланов. — Нет, Ваня, прозу о нашем житье в неволе,— откликнулся Аркадий,— может, когда-нибудь кому-нибудь пригодится... Может, сыну моему... От вас у меня тоже секретов нет. Хотите, прочту? Они лежали на нарах головами к отдушине, которая, служила и вентилято ром, и единственным источником освещения во все часы суток. Аркадий с тру дом разбирал свой почерк; писал очень мелко, экономя бумагу; карандашные строчки стирались оттого, что тетрадь постоянно приходилось прятать. Многие слова разбирал лишь по начальным буквам. «...Лагерь в Сувалках — это огромная фабрика смерти. Порют здесь за все: за то, что не так повернулся, за то, что не там стоишь, за то, что смело глядишь в глаза палачей, за то, что улыбаешься, и вообще, за то, что ты — человек, что не перестаешь себя им чувствовать.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2