Сибирские огни, 1964, №4
Иван Иванович не раз разговаривал с майором Поляковым таким тоном. Он знал, что Поляков не предатель. Не предатель, но трус! После побега Ивана Феноты офицеров перестали выводить на работы. По утрам они убирали трупы, а потом целыми днями сидели в землянках. Немцы почти не заглядывали теперь за колючую проволоку. Здесь по-прежнему свиреп ствовал сыпной тиф. Никакой медицинской помощи не оказывалось. В бараках становилось просторно. Однажды вечером в землянку вошел человек в изодранной одежде. При держиваясь за нары, он проковылял на середину, туда, где лежали Бакланов и его товарищи, и остановился, прошептав: — Помогите лечь... Все трое обернулись. Человек был так избит, что они не сразу узнали веч но веселого полтавца лейтенанта Феноту. Его белокурые вьющиеся волосы те перь слиплись в запекшейся крови. Товарищи раздели Феноту, помогли залезть на нары. Лежать мог он только на животе: спина была исполосована плетьми и розгами. — Все равно убегу... Все равно...— бормотал Фенота.— Они, зверюги, ду мают, что запугали... Ивана Феноту и его товарища поймали через неделю после побега. Их же стоко, до полусмерти, избили, а затем на десять суток закрыли в так называе мый штрафной изолятор. Это была небольшая, сплетенная из колючей проволоки клетка. Она стояла на возвышенности, открытая всем ветрам и дождю. От общего лагеря ее отделяла колючая изгородь в два кола. Один раз в трое суток давали тем, кто туда попадал, по кусочку, граммов по сто пятьдесят, хлеба. Мало кто вы держивал эту пытку. Зимой через несколько суток попавшего в штрафной изоля тор обычно вытаскивали мертвым. Не выдержал и товарищ Феноты. Избивая, па лачи сломали ему руку и несколько ребер. Пять дней мучился он, борясь за жизнь... Фашисты не убирали труп. Видимо, они хотели устрашить второго беглеца. Но Иван Фенота выдержал эту нечеловеческую пытку. Когда он немного оправился, заключенные начали расспрашивать его, как и откуда они с лейтенантом бежали, где прятались, что делается в окрестностях лагеря... Команда, из которой бежали офицеры, работала в открытом поле. Охрана, как всегда в командирских группах, была усиленной. Открыв бурт картофеля, пленники стали перебирать клубни. Отобранный картофель грузили на подводы, ^немецкие солдаты увозили его. К концу дня внутри бурта образовалась большая пустота; смерзшаяся земля, которой забрасывали бурт осенью, не рушилась. — Мы и притаились в этой дыре, когда раздалась команда строиться,— медленно рассказывал Фенота.— Слышим — всех построили и, не пересчитав, повели в лагерь. Мы нагрузились, сколько было можно, картошкой, выбрались из укрытия — и к лесу. Сосняк оказался молоденьким, редким — спрятаться негде. Пошли на восток. Стемнело. Слева виднелись огни города, справа, в небольшой деревушке, судя по всему, расквартирована воинская часть. Шли всю ночь. На первую дневку в густом кустарнике запрятались. Лишь наступили сумерки — снова в путь... Люди жадно ловили каждое слово. Ведь все только и поддерживали свои силы мыслями о свободе, о побеге. — ...На пятую ночь в потемках в какое-то болото забрели,— продолжал Фенота,— Вымокли до пояса. Одежда задубенела. С рассветом увидели прямо перед носом стог сена. Оказалось, что попали в пойму небольшой речки. Сдела ли норы в стогу... Портянки мокрые — хоть выжимай. Подумали, что с ними де лать, и решили посушить на стогу: выжмет морозом всю влагу, выветреет... Эти- то портянки и подвели нас... — Да-а-а, — многозначительно протянул майор Поляков. — Я всегда гово рил, что...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2