Сибирские огни, 1964, №3

Анна живо представила размытый осенними дождями Владимирский тракт, медленно бредущих арестантов в рваных армяках, хватающий за душу кандальный звон. Вот только его не могла представить молодым. — Какой у вас тогда был процесс? — Понятия не имею, — Семен Николаевич покачал большой головой и развел сухонькие ручки, коричневые, как у святых на старинных ико­ нах. — Там даже фельдшера не было. Вы можете не поверить — меня вылечила бабка. Не колдовством. Каким-то настоем трав. Медвежьим са­ лом. Страстно хотел жить. Молодой организм прекрасно справлялся. — Старик говорил тяжело дыша. После каждой фразы — пауза. — И потом когда возобновился процесс? — В двадцатом. — Лечились? — Да. — Семен Николаевич провел высохшей ручкой по столу и гля­ нул на Анну склеротическими, с красными прожилками, глазами. — А вы знаете, кто меня спас? — Кто? — уже догадываясь, спросила Анна. — Владимир Ильич! Да , я видел его так же близко, как вас. Только нас не разделял стол. — Старик замолчал. Сидел неподвижно, полупри­ крыв глаза. Заговорил медленно, с еще большими паузами: — Меня... много раз... об этом... спрашивали... И всегда мне трудно объяснить... пе­ редать... Не знаю, поймете ли вы... Он — очень человек. Если бы он был жив... не было бы... Многого не произошло бы. Что-то очень горькое мелькнуло в глазах старика. И опять он их по­ луприкрыл и надолго замолчал. Застыл. Только руки святого с иконы дви­ гались, жили своей, особенной жизнью. Он складывал их ладонью к ладо ­ ни, потом резко сжимал в кулаки и разжимал, выбрасывая пальцы. И так опять и опять. За окном очень громко, как обычно бывает в санаториях, засмеялась девушка. Семен Николаевич вздрогнул, поднял голову, но руки продол­ жали двигаться. Перехватив Аннин взгляд, пояснил: — Привычка, продиктованная необходимостью. Я сидел, в одиночке... Год три месяца. Почему-то немели руки... Одного товарища парализова­ ло. Мне сообщили. В тюрьме есть свой телеграф. Я боялся, что и меня. Были минуты... Раз проснулся — не могу пошевелить руками... Совсем... Понимаете... Возможно, нервы сдали... Вот я и придумал... С тех пор привычка. Вот уж почти четверть века. Анна понимала: надо отвлечь его от тягостных воспоминаний. Но не успела придумать подходящих слов. Он снова заговорил: — Знаете, доктор, не все ведь правильно поняли... Даже у нас„. За чем, дескать, все открыли? Чепуха... Злая чепуха! — с неожиданной си­ лой ударил он рукой по столу. — Вы не волнуйтесь. Прошу вас, — Анна вытащила из шкафа мен­ зурку и капли Зеленина. — Разве можно что-нибудь скрыть от народа? Партия, если она сла­ б а ,— лжет!.. Сильная — никогда. Ленин, он не боялся... Не боялся. По­ чему же теперь, когда мы так сильны... Хорошо... Я выжил... А те, кого з а ­ мучили, расстреляли... Кто умер там... на севере. Неужели же эти кри­ стально-чистые люди должны были для народа, для истории остаться под­ лецами? Когда я в первый раз в кандалах шел в Сибирь, я чувствовал се­ бя героем. А в тридцать седьмом мой сын, мальчик, который родился в ссылке, отрекся от меня — врага народа. И самое страшное, — старик не то хрипло вздохнул, не то всхлипнул: — Он так и не узнал правды. Погиб в сорок втором. Но внукам моим сказали правду... Правду, доктор... Анна встала и, держа в одной руке стакан с водой, другой осторожно провела по большой голове.